Фотография из Неаполя - стр. 11

Потом Паоло снова едет в трамвае, но теперь он почти не думает о бумагах Эудженио. Возможно, он привык к их присутствию, как привыкают к живущему в террариуме тарантулу, а может быть, дело в том, что чем ближе к пьяцца Сан-Фердинандо, тем более властно его сознанием завладевает шальная мысль: снова зайти в «Гамбринус» – ведь хочет же он пить? после бутерброда-то, хочет! – и попробовать всё-таки заговорить с той девушкой. Вероятно, он не отдаёт сам себе в этом отчёта, но в резонаторах его воображения до сих пор гудят авлосы и звенят кимвалы, качаются бёдра, ладони свободно гуляют по задницам, колышутся груди и изгибаются талии. В Паоло как будто просыпается и сучит волосатыми ножками с копытцами озорной бесёнок, подначивает его пританцовывать. Паоло сам не замечает, что отбивает носком ботинка какой-то ритм. Его тело как будто становится легче, через него волна за волной проходят токи свободного желания, как если бы он был антенной и поймал их реликтовое излучение. В его глазах загорается шаловливая искорка, мышцы плеч и шеи расслабляются, а диафрагма начинает ходить вольно и широко, ноздри сами собой раздуваются. Он больше не скромный сын средней руки адвоката, студент-медик, он сам теперь Фавн и Дионис, сатир со стояком, сосуд страсти и страсти стон, о, он больше не скромный фотограф, немой наблюдатель за стеклом, в нём поселяется что-то большее, чем он сам – желание как таковое, и оно властно бьётся в нём, завладевает им, рвётся наружу.

Едва ли Паоло сам мог бы сказать, в чём дело, но когда он заходит в «Гамбринус» – с трудом открыв дверь, простучав по ней своими кофрами и штативом – подходит к стойке – за которой она! никуда не ушла! – просит кофе – и смотрит ей прямо в глаза и спрашивает, как её зовут, – девушка с чёрными, как предвечная ночь, глазами и такими же бровями чувствует идущую от Паоло волну лёгкости, игривости, уверенной в себе силы, эта волна захватывает её, и она называет своё имя – и в этот момент Паоло понимает, что может прямо сейчас назначить ей свидание. И он назначает.

Её зовут Адриана, и они встретятся сегодня в восемь. Паоло в два глотка, не снимая с плеча сумок, выпивает свой кофе, подхватывает штатив и, счастливый, выходит из кафе. Проходя мимо стойки, он подмигивает Адриане, она в ответ улыбается.

Он поднимается по виа Кьяйя окрылённый, не чувствуя веса своих сумок и не чувствуя тяжести собственного тела. И только сейчас ему начинает казаться, что за ним по-настоящему следят. Это совсем не похоже на те сомнения и подозрения, которые мучили его утром, – теперь это почти уверенность: юноша, его ровесник, вышел из «Гамбринуса» сразу вслед за ним, как и он, повернул налево и теперь идёт за ним по пятам. Паоло заметил его, уворачиваясь от машины и случайно взглянув назад. Высокий, чернявый, худой как палка, молодой человек неприметно одет – потёртые туфли, пиджак нараспашку, болтается жиденький галстук и на голове сморщенная серая кепка, – но сразу бросается в глаза усыпанное прыщами лицо. У него нет ни сумки, ни портфеля, он старательно не смотрит на Паоло, но идёт метрах в двадцати от него, никуда не сворачивая и не обгоняя, – Паоло не может заставить себя не оборачиваться, оборачивается всё чаще, сердце колотится и мысли путаются в голове.