Фонд последней надежды - стр. 9
Она покачала головой. Пряча глаза, оделась, подхватила сумку и вышла за дверь.
С работой ей фантастически повезло – офис Фонда располагался в самом центре города, в пятнадцати минутах ходьбы от дома. Ася шла по аллее, привычно разглядывая лысые головы безобразных карагачей. Вспоминала.
Вот она, зарёванная, переминается в прихожей. Где-то мелодично позвякивают китайские колокольцы, тихонько мурлычет саксофон. Под глазом наливается тугая дуля фингала. Сапоги изгадили натёртый мастикой пол, клеёнчатая куртка воняет псиной. В руках – школьный рюкзак, рваный пакет и сумка-бомжовка. Вера Ивановна, окутанная ароматами то ли «Шанели № 5», то ли «Красной Москвы», поджав губы, осматривает её с головы до ног и наконец произносит:
– Влад, родной, кто это?
– Мать, ты не поверишь, какая приключилась история, – в его голосе слышится смех, – Вообрази, иду домой, а возле подъезда…
– Возможно, поверю, – сверкнув бриллиантовыми искрами в ушах, Вера Ивановна поворачивается к сыну. – Родной, ты весь вымок. Надень домашние туфли. И будь добр, объясни своей гостье правила пользования туалетной комнатой.
Да… Правила пользования, потом правила мытья. Но за то, что Севостьяновы, ни мать, ни сын, никогда не спросили у Аси, что же с ней случилось, за то, что позволили ей жить в их квартире, пусть и на положении прислуги, она была так благодарна им, так благодарна… Разве что хвостом не виляла.
Стряпня, натирание паркета, базарный гомон, зубрёжка, магазины, закопчённый потолок библиотечной курилки, стирка, зачёты, натирание паркета… В те первые годы она сильно уставала. Но, может быть, именно эта тупая, мутная, каждодневная усталость и была ей необходима тогда?
И вот, наконец, защита диплома. Впереди маячит заветная аспирантура!
Вечером Влад заходит в её комнату. Он хмур.
– О чём ты говоришь, Ася? Тебе – в науку? Извини, ты же ударения в словах ставишь неверно. Мать уже договорилась с Инной Антоновной, поступишь в её гимназию учителем литературы. Конечно, я пойму тебя, если ты откажешься. Но мать…
Конечно, они были правы на все сто. Она бы в этой аспирантуре давно уже загнулась от голода.
Ах, если бы только это… «Ася, сегодня я вручаю тебе своего сына. Я долго заботилась о тебе, внимательно следила за твоими успехами. Да, девочка, отныне ты станешь полноправным членом нашей семьи. Целуй меня». Районный ЗАГС, дешёвая белая кофта, три глупых гладиолуса в потных руках. Жёсткие губы мужа. Праздничный ужин на троих. Ночь…
Хватит. Решительно расправив плечи, Ася свернула в фондовский дворик. И услышала гулькин вопль:
– Эй, Насырова! У тебя сигареты есть?
У чёрного хода толпилась группка курильщиков, жадно пыхающих первым утренним дозняком.
– Ты же знаешь, подруга, я только «Мальборо-лайт» курю, мне этих ваших вогов-смогов и даром не надь… – прокричала Гулька, требовательно протягивая пухлую ручку к асиной сумке.
– Маскара, Гулька! Зачем всегда орёшь, как бурундай? – рассудительная Майра клюнула Асю в щеку, – Асёка, салам! Кыл кылай?
– Ништяк, – вяло улыбнулась Ася, доставая сигареты. – Держи, Гулька.
– Чё вечером делаешь? Своему подштанники стираешь? – закуривая, пробасила Карапетова. – Давай ко мне заваливай, пива попьём. И Майрушку позовём. Ты как, Майрушка?
– Я не против. Ась, придёшь?
– Не знаю, девочки… Если получится. Мне базар ещё надо сделать…