Физрук по соседству - стр. 13
— Очень, очень хочу тебя трахнуть, — произносит он тихо, вкрадчиво, глядя прямо в глаза.
Мир будто дёргается в сторону. Я застываю. Эти слова, такие наглые, такие в лоб, оставляют ожог на коже. Грудь сжимается. Тело реагирует быстрее, чем разум успевает скомандовать "стой".
— Так что у тебя есть шанс пожертвовать своей честью и спасти этих невинных детишек от моего тлетворного влияния, — добавляет он, чуть склоняясь вперёд.
Взгляд скользит вниз — к вырезу на моей рубашке. Я машинально застёгиваю пуговицу. Потом ещё одну. Пальцы дрожат. Сердце лупит, как кулак по дверце шкафа. Он видит это. И наслаждается.
— Ясно. А ещё учительница. Никакого в тебе благородства и самопожервования, — почти ласково бросает он и отступает, закидывая куртку на плечо. Мягко, словно ничего не случилось.
Я делаю вдох. Воздух возвращается в лёгкие, но он рваный, как после рывка на беговой дорожке.
— Ну ты идёшь?
— Куда?
Он усмехается, разворачивается ко мне вполоборота.
— Показывать новому коллеге школу. Или можешь сразу начать с экскурсии по своим… биологическим выделениям.
— Что?! — Я моргаю, не веря в услышанное.
Он приподнимает бровь, делает невинное лицо:
— Говорю — по биологическим владениям.
Улыбка — дерзкая, почти мальчишеская, а я прямо чувствую, как моя упорядоченная, клеточная структура жизни начинает распадаться — как будто кто-то внёс вирус в мою систему.
14. Глава 13.
Я чувствую себя выжатой, как чайный пакетик, забытый в кружке. И если раньше я уставала из – за бесконечного потока детей, которые не понимают и половину из того, что я рассказываю, то теперь в моей жизни появился ещё и Стас Романович. И ведь остался, работает. Отпахал и первую смену и вот уже вторую скоро закончит.
И как бы я не намекала директору от его компетентности, ей очень хочется утереть нос одному чиновнику и занять первое место в школьной спартакиаде. А кто кроме мощного физрука с его нестандартными методами обучения подготовит парней из одиннадцатого кадетского класса лучше?
Голова гудит, пальцы подрагивают, но мысли цепляются за одно-единственное: ещё чуть-чуть — и я окажусь в студии рисования. В том самом месте, о котором узнала совсем недавно. Тихом, с запахом масла и мела, с чужими забытыми этюдами на подоконниках и старым проектором, который почему-то иногда включается сам. Там можно молчать. Смотреть в пустое полотно и просто… рисовать свои тревоги.
Я уже почти улыбаюсь этой мысли, когда последняя группа старшеклассников высыпает из кабинета.
— До завтра, Макаровна! — кричит кто-то, и дверь захлопывается с таким грохотом, что я вздрагиваю
Я не успеваю даже сесть. Телефон дрожит в кармане. Звонок с поста охраны.
— Евгения Макаровна? У вас посетитель. Говорит, что она ваша сестра.
Я закрываю глаза. Поджимаю губы.
Лера. Ну конечно.
Выставить её будет странно. Да и бессмысленно — если она уже дошла до проходной, просто так не уйдёт.
— Пусть проходит, — выдыхаю.
Как только отключаю связь, бросаюсь к зеркалу в шкафчике. Выдёргиваю несколько выбившихся локонов из-под резинки, быстро собираю волосы в обыкновенный пучок. Строго. Нейтрально. Без следов масла на щеках и дрожащих ресниц — после дня, полного сдерживания себя.
Меньше всего мне сейчас хочется объяснять сестре, почему я больше не выгляжу как скучный работник лаборатории, привыкший к порядку, белым халатам и заплесневевшей стабильности.