Фестиваль - стр. 65

– Женя, в подтверждение моей прежней мысли: ты говоришь не как поэт, а как один мой знакомый генерал с Лубянки. То, что я вожу с подобной публикой дружбу – это понятно, а вот то, что ты и он одинаково думаете. Это наводит на определенные размышления. У тебя в ЧК какое звание?

– И в ЧК, и в ЦК, и везде звание у меня одно – поэт!

– Да-а… Это, скорее, не звание, а кличка или, вернее, псевдоним секретного сотрудника!

– Егорушка, остынь, закажи себе чего-нибудь прохладительного – может, поможет. А то я, слышал, тебя в последнее время часто стали бить в различных общественных местах.

– Вороги клевещут! Ничего. Недолго им осталось.

Расщедрившись, Бесхребетный заказал кофе не только себе, но и своему визави, но пока официантка выполняла заказ, Егор Данилыч, приняв еще спиртного, в очередной раз попытался наехать на Файбышенко:

– Скажи мне по совести, глядя в глаза, за что ты, Евгений Александрович Файбышенко, не любишь русский народ?

Видимо, поэту уже изрядно надоел менторский тон и провакационные речи Данилыча, а может, он просто устал или опьянел от выпитого, но, на секунду задумавшись, он довольно резко ответил вопросом на вопрос:

– А за что мне его любить?

К такому повороту певец рабочих окраин был не готов. Растерянный, а оттого еще более обозленный, он быстро ухватил фужер с недопитым коньяком и мастерски плеснул его содержимое в добродушное, не успевшее испугаться лицо поэта. Затем, удовлетворенно оглядев залитые рубашку и пиджак собеседника, смачно закатил тому звонкую пощечину:

– Получай, сука!

Пока его не схватили за руки неизвестные двое кавказцев, Файбышенко успел тарелочкой из-под бутербродов с икрой нанести ответный, довольно ощутимый удар прямо в лоб Данилычу. Данилыч охнул и стал медленно оседать. Кто-то закричал: «Вызовите милицию!» – а кто-то громко и одобрительно захлопал в ладоши.

Подоспевшей официантке Бесхребетный сразу плюнул в лицо и обвинил в интимных связях с мировым сионизмом. Официантка убежала жаловаться, в результате чего откуда-то из помещения кухни появился пьяный старший лейтенант милиции и потребовал у конфликтующих сторон документы. Внимательно их изучив, он повел обоих нарушителей общественного порядка в ближайший околоток.

Однако когда все трое вышли на улицу, планы милиционера кардинально изменились, и он предложил писателю с поэтом решить вопрос полюбовно. Литераторы, немного повыдрючивавшись друг перед другом, с радостью согласились и, отсчитав каждый по несколько бумажек, передали их представителю власти. Егор Данилыч даже напоследок поинтересовался:

– Слушай, старшой, где тут поблизости можно взять проститутку?

Милиционер в ответ только махнул рукой, непонятно что имея в виду: то ли говорил языком жеста, что он не в курсе, то ли пояснял им же, что Москва как центр общежития людейэто и есть именно то место, где в силу динамичного развития данной индустрии такого вопроса, из-за простоты его решения, практически не существует, то есть: подходи к любой – отказа не будет.

Стоя под дождем, Егор Данилыч и Файбышенко, с минуту тревожно изучая друг друга, как будто виделись в первый раз, наконец, обнялись и скрепили примирение крепким рукопожатием.

– Пойдем назад – в ресторан. Я плачу, – расчувствовался Бесхребетный.

– Пойдем. Слушай, не сильно я тебя… того?