Фебус. Ловец человеков - стр. 18
– Как идет ваша торговля в этом году, уважаемый Хасан?
– Лучше чем ожидалось, ваше высочество, но намного хуже, чем хотелось бы, – лукаво улыбнулся старик в бороду.
Ему понравился такой откровенно восточный заход. Это было видно по довольно блеснувшим глазам.
– Что вы говорите? – сочувственно покачал я головой. – Неужто у вас без венецианских посредников лихва на специи еще не доросла хотя бы до одной тысячи процентов на вложенный дирхем?
Не помню уже, где я это вычитал, но засело в голове крепко, что восточные купцы наваривали на венецианцах более восьми сотен процентов на специях. А те еще раза в два-три цену накручивали. Сам же фрахт корабля редко превышал два процента от стоимости груза. В итоге на базаре в Нанте стакан перца горошком стоил целый лиард, остальные специи – еще дороже.
– О, прекрасный эмир, откуда у бедного торговца будет тысяча процентов? – традиционно по-восточному стал прибедняться капудан. – Так… немного чурек кушаем почти каждый день, тем и счастливы. И неустанно хвалим милосердного Всевышнего, – тут Хасан воздел руки к солнцу и опустил вниз, проведя ладонями по бороде, – который в беспредельной милости своей позволяет нам заработать еще чуть-чуть на шербет и кофе. Откуда возьмется тысяча процентов, о солнцеликий эмир? Аллах свидетель, что и пяти сотен не наскрести.
Тут я отметил, что капудан клянется Аллахом передо мной – неверным, а это значит, что может откровенно соврать, не боясь Божьего гнева. Вот если бы он поклялся памятью своего отца, тогда можно было бы и поверить. Хотя кавказское «мамой клянусь!» в большинстве случаев означает, что вам нагло врут.
А капудан тем временем продолжал грузить меня своей слёзницей:
– Берберские пираты совсем обнаглели, несмотря на то что сами магометане; они по наущению Иблиса грабят правоверных последователей пророка, будто им христиан и евреев мало. Нынче даже фирман эмира Тлемсена от них не спасает. А хорошая охрана очень дорого стоит.
Вельзер даже рот открыл от изумления, глядя на своего контрагента. Наверняка такого показного самоунижения от гордого, знающего себе цену капудана он никак не ожидал. Точнее – никогда не видел раньше, как восточные купцы общаются с властью. Любой властью.
– Я рад, что у вас дела идут так прекрасно, – похвалил я сарацина, – и надеюсь, что ваша галера и ваш товар не пострадали от пожара в порту.
– Аллах милостив к правоверным детям своим, – ответил мне капудан, – галера стояла у противоположного от порта берега. А товар, кроме коней для светлейшего дюка, я еще не успел разгрузить.
– Не боитесь, что погорельцы именно вас первого обвинят в поджоге, как только увидят ваш товар?
– Боюсь, о солнцеликий эмир. Очень боюсь, поэтому и не разгружаюсь.
– И пока вы не разгрузитесь, вы не сможете нас перевезти на север Пиренеев? – высказал я свое подозрение.
– Истинно так, как бы мне от этого ни было огорчительно, – покачал головой старый хитрец.
– Мэтр Иммануил, как я понял, это ваш товар уже?
– Не совсем так, ваше высочество, – нервно мял банкир ладони. – Товар привезен именно для меня, но я его еще не получил и не оплатил окончательно. Боюсь я именно возбуждения неразумной толпы в порту, где сейчас скопилось много сезонных рабочих с самого дна города. Достаточно крикнуть одному купцу, все потерявшему в пожаре, что порт сожгли сарацины, как тут же начнется погром, в котором я опасаюсь потерять как друга, – он кивнул в сторону Хасана, – так и товар, за который уже уплачен немаленький залог.