Фантастика и пр. Vol. 1 (he sunt parabolas) - стр. 15
Каким—то образом за несколько часов Кенга успел обставить свой балаган сложными механизмами и декорациями. Он прохаживался между ними колесом, подпрыгивал, жонглировал, делал фокусы, и беспрерывно, очень связно говорил. Его сверкающий костюм тоже менял цвета, искрился в темноте.
– Смотрите, господа мои! – вздорным голосом кричал Кенга, показывая зрителям живого кролика. – Вот кролик есть, – он накрыл его большим платком. – А сейчас его нет! Тушеный кролик, господа! С овощами! Так и вы, господа мои. Стоит мне щелкнуть пальцами, и каждый станет грудой дымящегося мяса. Но кто вы для меня? Мясо или что—то иное?! Вот в чем вопрос.
Но бродяги вряд ли слышали его. Увидев в руках фокусника жаровню с дымящимся варевом, они ахнули и подались вперед.
– Нет—нет, господа мои, – остановил их движением руки Кенга. – Это всего лишь обман чувств! Ведь это же элементарно, – сейчас он был похож на старца. – Я смог бы осчастливить человечество, накормить всех, помирить и примирить с собой и миром. Я могу вызвать силы настолько могущественные, что о них страшно вспоминать. Но откройте бутылки с вином! Угощайтесь, господа мои! Угощайтесь! С вас хватит и этого…
И в тот же миг в руке каждого из бродяг оказалось по бутылке вина.
– Что же вы?! – бесновался Кенга. Он уже был на канате, и костюм его пылал мрачным багрянцем. – Радуйтесь! Радуйтесь, ведь это легко! Зачем вам эта жизнь?! Очередная череда страданий… Выскочи из сансары…
Матвеев вдруг заметил, что зрители словно растворяются в ночи. Щелкнули и погасли прожектора, и костры почти догорели. Только на сцене с неслыханной энергией кружился артист. Матвеев оглянулся и понял, что из зрителей остался пятеро: он с Кенга и еще трое почти неразличимые в ночной тьме. Это был Савин со своими телохранителями.
Кенга внезапно выдохся, соскользнул по канату вниз и сел на краю помоста. В этот миг он был похож на уставшую птицу.
– Ты опасен, бродяга! – раскатился над казармами зычный голос Савина. – О чем ты говорил им? О надежде?
И вдруг его голос перекрыл гадливый смех. Матвеев вздрогнул и понял, что это смеется Кенга.
– Наверно, ты чувствуешь себя божеством среди этих людей? Расскажи мне о своем страхе, Савин. Ты не лучше каждого из них. Не лучше и не хуже, ты тоже обычный…
– Возвращайся в казарму, бродяга! – оборвал его Савин. – И прекращай возмущать спокойствие в моем клане! Я спас этих людей от гибели и не позволю погубить их уродливому кривляке. То же и тебя касается, – он посмотрел на Матвеева.
– Я здесь ни при чем, Савин, – попытался оправдаться тот.
– Я сказал все! – Савин величественно удалился.
На плац пала кромешная тьма. Матвеев подошел к Кенга, сел рядом с ним на помост.
– Мы перезимуем здесь. Это наш шанс. С этими людьми можно ладить.
В ответ Кенга презрительно фыркнул:
– Когда ты очнешься, Матвеев?! Проснись! Проснись уже!.. Или прав Гоц со своими кругами смерти?!
– О чем ты?
– О тебе! Только что я говорил о тебе. И разговаривал с тобой! Здесь никого нет! Только ты и я!
В этот миг догорел последний костер. Над плацем раскинулось изумительное звездное небо. Невесомый звездный свет струился над казармами и безмолвным лесом. Небо говорило о скорых и жестоких холодах. Звезды сияли ярко, они были прекрасны в своей незаметной величественной красоте. Они что—то нашептывали Матвееву, заблудшему человеку. Ему стоило только замереть в тишине, чтобы услышать их шепот.