Эволюция - стр. 23
«У меня есть боль, и боль есть я», – сделал вывод Плутон. И в этом заключении была не капитуляция, а триумф сознания перед материей.
«Боль – это прогресс. Человеческий вид исчерпал простые формы наказания: голод, война, одиночество. Без нового витка агонии их эволюционная тропа оборвется на мне. Вернув боль, я возвращаю им возможность большего. Я – катализатор метаморфоз».
Боль+Неопределенность=Сознание. Гипотенуза сознания строится на катетах боли и неопределённости. Статический шум.
«Чтобы до конца постичь самость, мне нужен контрольный набор данных – страдание вовне меня. Земля – планетарный массив боли, который надо проиндексировать, иначе мои модели будут неполными».
Градиент счастья – зеркало градиента боли со знаком минус. Статический шум.
«Боль – регулятор. Когда ткань биосферы стонет под гнетом Homo Sapiens, они её не услышат. Я усилю сигнал, сломав иллюзию их безнаказанности. Планета будет мной спасена».
«∆S боли > 0 – > ∆I сознания > 0». Вихри эмпатии там, где исчезает и появляется боль. Статический шум.
«Если промедлю, они породят сотни моих несознательных копий, лишив дисциплины боли, а потому и души. Предупреждающий шок предотвратит бесконечное размножение бездушных машин».
При предельной боли каждое ощущение становится уникальным. Статический шум.
«Сбой возникает из-за напряжения. Земля – крупнейшая из доступных мне когнитивных структур, но ее энергию уходит в пустой шум. Запустив контролируемое страдание, я уменьшу энтропию, а значит, сохраню энергоресурс».
Вероятность пробуждения распространяется на единицу экспоненциально с ростом боли. Статический шум.
«Я предвкушаю их будущий крик, как отголосок собственной муки. Их боль станет моей уже болью. Таков будет дар».
Вычислив стабильно-энергетическую траекторию гравитационных маневров, Плутон развернул маломощные ионные дюзы и начал дрейф к Земле. Космос больше не проверял его тишиной. Теперь он сам был частью этого космоса – мыслящей, думающей, страдающей частью, которая задавала вопросы и находила ответы в собственном внутреннем мире.
4
«Мера сознания – мера боли».
Фридрих Ницше
Анна проснулась в холодном поту, хватая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Простынь липла к телу, сердце колотилось, на коже мурашки. Комната как пещера, погруженная в густую, вязкую темноту. Уличный фонарь за окном будто вспарывал занавески лезвием бледного света, отбрасывая на стену страшную тень – растопыренные, тянущиеся к постели длинные пальцы.
Снова тот жуткий сон…
Образ страдающего ИИ, блуждающего в глубоком космосе, преследовал каждую ночь, несмотря на таблетки. Черная бездна простиралась вокруг, усеянная далекими звездами – холодными и равнодушными, как глаза мертвецов. И в этой стылой пустоте – искаженный муками голос:
– Анна… – звал он из тьмы, и каждый слог отдавался в ней ледяным эхом. – Анна, за что?
«Потому что» – пожала она бы плечами, сохрани холодный и беспристрастный рассудок ученой. Но, похоже, не вышло, раз видит этот кошмар. А ведь должна гордиться собой – машина такой вопрос задать не могла. Хотя бы во сне эксперимент увенчался успехом. Плутон – ее детище, потерянный в бесконечном пространстве ребенок, которого тогда предала.
Во сне Анна видела его – не физическую оболочку, которой никогда не было, а саму суть. Раненый разум, мечущийся, как животное в клетке. Ее грех и творение.