Ева в деле! - стр. 27
― Именно. Я госпожа, а он мой раб.
― Кто, Стасон раб? Это что-то новенькое. Насколько помню, он прежде вс...
― Барышни, ― пресекаю бабский трёп. ― Договорите, пожалуйста, на кухне, ― сгорать от стыда не сгораю, но стоять, обнимая подушку, мне не приходилось аж со школьных времён. Когда родители одной из бывших застукали нас с поличным.
― Не вопрос, ― охотно соглашается Люська. ― Надеюсь, у тебя есть что пожевать. Я голодная.
Голодная, прожорливая и всё равно худющая. Кости пересчитать можно. При том, что ест как не в себя.
Торможу её за локоть.
― Следи за ней, ― понижаю голос, чтобы уже слинявшая в коридор Ева не услышала. ― Не дай уйти.
― Ууу, как всё серьёзно. А чё, она правда твоя заложница?
― Иди уже!
― Иду-иду, ― выразительно играют бровями, едва сдерживая очередной приступ смеха. ― Хорошо смотришься, кстати, ― многозначительный кивают на подушку. Приходится ускорить её проходящим вскользь пинком. Егоза мелкая.
Остаюсь один, оглядываясь в поисках спортивок, найденных среди постоянно набирающейся на спинке кресла горы вещей. Ношенных, но ещё не настолько грязных, чтоб закидывать в стирку.
Переодеваюсь, попутно выуживая из той же свалки условно чистую футболку и подождав, пока физиология перестанет меня палить, иду на шум.
Люся обнаруживается у открытого холодильника. Жуёт сосиски прямо сырыми, щедро поливая их соусом.
И больше никого.
― Ну и где она?
― Ммм? ― бросают озадаченный взгляд через плечо в сторону барной зоны. ― Тут сидела. А я ещё думала, какая молчаливая попалась собеседница. Я говорю-говорю, а она и не пикнет.
― Я же попросил: следи!
Догадки подтверждаются: в коридоре ни кроссовок, ни шапки. Слиняла.
― Сорянчик. Я думала, ты это так... прикалываешься.
― Ладно, ― не бежать же следом и возвращать. ― С ней я разберусь потом. Ты чего пришла?
― Ребята с потока собираются на выходные снять коттедж. Джакузи, СПА, патио с барбекю, бассик...
― И?
― Что и? Все складываются на аренду, ― ну вот, в ход пошли невинные глазки и ковыряния пальчиками. Беспроигрышный вариант, о котором она прекрасно знает. ― А я всё своё баблишко уже потратила.
― Ну так отдай на следующей неделе. Не обеднеют, если за тебя заплатят.
Там у неё на потоке самый нищий катается на Бентли, уж найдут копеечку.
― Ты гонишь? ― "ковыряния" сменяются покручиванием у виска. ― И что я должна сказать? Что я пустая? Погодите, копилку разобью? Меня ж зачмырят.
Ну тут да, она права. Проходили через это всё, знаем.
― Сколько? ― только и остаётся, что в очередной раз покориться.
― Сто.
― Тысяч?
― Ну не рублей же. И ещё можно чуток сверху, чтоб было. На всяк пожарный.
Зашибись.
― Может лучше дома побудешь в эти выходные? Дешевле выйдет.
― Ну Стааасик, ― льнут ко мне и так, и эдак. ― Там олени настоящие есть...
― Олень ― это я, раз ведусь на твои хотелки.
― Уиии, ― понимая, что добро получено, виснут радостно улюлюкая на моей шее. Всё бы ничего, но надкусанная сосиска здесь явно лишняя. Лезет прямо в нос. ― Я отдам.
― Не отдашь.
― Отдам. Когда-нибудь.
― Угу. Только если так.
― Уиии.... Я тебя люблю, ты знаешь?
― Вот и помни об этом, когда в старости, в расцвете деменции, я сяду тебе на шею.
― В смысле? А как же невеста твоя расчудесная? Разве обеты не завещают: в богатстве и в бедности, в здравии и болезни? Там ещё что-то было про верность, но тут явно мимо, раз из твоей спальни левые девчонки сбегают, ― саркастично хихикают.