Это не случайно. Японская хроника - стр. 4
Неизменен разве что тон диктора, он словно нашептывает слушателям: «А вот и новая катастрофа. Вам все это должно быть известно уже по тону моего голоса».
Его голос липнет к нашим ушам, а зрительные образы липнут к нашим глазам, и те и другие накладываются друг на друга и на те образы, которые известны нам с детства, и приходится жить с этим видением нашего возможного будущего, навсегда выгравированного на сетчатке и порой, увы, отчетливо возникающего перед нашими глазами.
Чувствую, что, пока пишу, меня не оставляет надежда, что «это» прекратится.
В этот самый момент, когда из-под моего пера выходит эта фраза, мне неизвестно, как закончится моя книга. Обычно, даже если суть каждого пассажа остается размытой до тех пор, пока окончательно не ляжет на бумагу, я заранее знаю, как закончится моя книга. Порой меня это саму озадачивает. Тем более что мои книги всегда кончаются хорошо. Просто-напросто хорошо. Я говорю себе: все-таки это невероятно, что мои истории постоянно развиваются в одном и том же ключе и кончаются счастливо. И на этот раз я от всего сердца надеюсь, что конец этой истории будет счастливым. Я, сочинявшая истории, которые всегда заканчивались хорошо, не уверена, что в этот раз будет то же самое. Как бы мне хотелось уже сейчас прочесть последнюю страницу своей книги!
Мы идем с Исии в Театр Елисейских Полей на спектакль «Неистовый Роланд». В преддверии его приезда в Париж мы забронировали билеты на несколько спектаклей. Не будем же мы их теперь аннулировать. Но всё время, пока длится опера, нам обоим не по себе. В антракте Исии говорит мне:
– Как мы будем себя чувствовать позже, если случится еще один взрыв, пока мы получаем удовольствие?
– Вот так и становятся невозвращенцами, ты не вернешься в Японию и останешься жить здесь в качестве поэта в изгнании.
Черный юмор. Странное, чуть ли не шизофреническое ощущение – находиться в каком-то месте, настолько противоположном реальности, которая осаждает нас.
Вместе со специалистом по японской литературе Сесиль Сакаи мы подготовили перевод серии танка Исии, с целью представить их публике. Отбор стихотворений был готов в январе, перевод закончен 2 марта.
12 марта я получила сообщение от Сесиль Сакаи. Она потрясена: «Я думаю о том, что написал господин Исии…» И мне в голову пришло то же самое.
Он написал триптих на тему стихийных бедствий под названием «Обращение к Человечеству». Первая часть открывается стихотворением «День, когда море пенится, а земля сотрясается», за ним идет цитата из Вольтера по поводу Лиссабонского землетрясения.
Исии беспокоится о том, как пройдут завтрашние чтения. Он не хотел бы, чтобы люди подумали, будто он нарочно выбрал эту тему для вечера.
Пресса заговорила о дисциплинированности, присущей японцам. Одни пытаются отыскать ключ в японской концепции «зыблемости сущего», другие – в нашей религии. А кто-то утверждает, что тут дело в смирении.
Конечно, мне бы не хотелось проводить эксперимент с землетрясением на французской земле, это был бы тот еще бардак, хотя, может, французское правительство отреагировало бы на него быстрее, чем наше. Как бы то ни было, если и имеется разница, речь не идет о разнице в менталитете народов. Для нас, японцев, это приобретенная привычка, весьма прагматическое обучение, которое прошел весь наш народ. Потому как нам прекрасно известно, что стихийные бедствия случаются. В этом нет никакого фатализма, это установленный факт. Всем о нем известно. Мы, японцы, узнаем об этом на школьной скамье. Нас натаскивают, как вести себя во время землетрясения. Все японские дети знают, что делать в случае цунами или схода лавины в горной местности. Однако этого недостаточно, чтобы защитить себя. Каждый год случаются тайфуны, из-за которых отключается электричество, крыши домов сносит вместе с антеннами. Это так. Конечно, крупные землетрясения происходят не каждый день, но небольшие толчки случаются по крайней мере раз в месяц. Карта Токио для пешеходов – просто бестселлер, она позволяет при необходимости дойти пешком до любой точки города. В каждом доме при входе имеется большой фонарь с радиоустановкой внутри. Всё это – часть нашей ежедневной жизни, мы все в равной степени под ударом. И вот почему нас охватывает чувство, что «то, что должно было случиться, случилось», что «пришел мой черед». Отсюда и сложившееся о нас впечатление, не столько о том, что мы смиренны, но скорее о том, что над нами всеми нависает угроза. Отсюда же, наверное, и та солидарность, которая при каждом бедствии выступает на первый план. Это оттого, что мы знаем: можно всё начать заново, даже если придется начинать с нуля, что это не конец всему. Кроме тех, для кого жизнь бесповоротно и разом оборвалась.