Это моя работа. Любовь, жизнь и война сквозь объектив фотокамеры - стр. 30
В один из последних дней в Кабуле я встретилась с женщиной из Судана, Анисой. Она руководила главным офисом агентства по делам беженцев в Кабуле и жила в Афганистане уже несколько лет. Увидев ее за большим столом в полупустом кабинете, я испытала огромное облегчение. Я изголодалась по присутствию женщин, с которыми у меня было бы хоть что-то общее.
Аниса отвела меня в квартал, где жил средний класс. У дверей нас встретили четыре женщины. Они откинули свои синие бурки, и я увидела лица с тонкими чертами, нежную кожу и яркие синие глаза. Все женщины были в юбках с цветочным рисунком. Белые кожаные туфли-лодочки стояли у дверей. Каждый раз, обнаружив под бурками, напоминающими могильные памятники, живых людей, я испытывала непередаваемое изумление. Женщины улыбнулись и с удовольствием провели нас в свой скромный глинобитный дом. На полу стояли плетеные корзины. Стены были увешаны тканью с вышивкой розовыми и зелеными нитками. На окнах я увидела кружевные занавески, а стекла были покрыты провощенной бумагой.
ООН тайно обучала женщин полезным навыкам – вязанию, шитью, ткачеству. Так вдовы и матери этого квартала могли хоть немного заработать себе на жизнь. Они сидели на полу и пили чай с печеньем. За чаем мы разговорились. Эти женщины совершенно не походили на тех, деревенских. Они были образованными, когда-то работали в министерствах и ведомствах. Но после прихода к власти талибов все кончилось. Лишившись свободы, они ужасно страдали – ведь им было запрещено работать вне дома.
– Нашу столицу разрушили, – сказала одна из женщин. – Талибы восстановили столицу. Но в каждом афганском доме женщины – самые несчастные члены семьи. Они думают только о том, как накормить детей. А теперь и мужчины столкнулись с теми же проблемами, что и женщины. Если у них недостаточно длинные бороды, их могут избить на улице. Если они не молятся, их могут бросить в тюрьму. Страдают не только женщины.
– Бурка – это не проблема, – сказала другая. – Главная проблема в том, что мы не можем работать.
Их слова меня изумили. Я наивно полагала, что, учитывая те ограничения, с которыми сталкиваются афганские женщины – невозможность работать или получить образование, – бурка станет главной их жалобой. Для них же бурка была искусственным барьером, физическим средством маскировки тела, но не разума.
Эти женщины заставили меня по-новому взглянуть на мою собственною жизнь, полную привилегий, возможностей, независимости и свободы. Я была избалованной американкой: могла работать, могла принимать решения, быть независимой, могла вступать в отношения с мужчинами, чувствовать себя сексуальной, влюбляться, переставать любить, могла путешествовать… Мне было всего двадцать шесть лет, а я уже так много испытала!
За день до отъезда из Кабула я вернулась в Министерство иностранных дел, чтобы получить у господина Файза выездную визу.
– Присаживайтесь, – сказал он, указывая на стул. – Как ваша поездка? Какое впечатление у вас сложилось от нашей страны?
Я подумала о Мохаммеде из визового отдела, о городских женщинах, запертых в четырех стенах, о вдовах на улицах, о больнице, напоминавшей нечто ужасное. Господин Файз в своем огромном кабинете в Министерстве иностранных дело в Кабуле символизировал все, с чем боролись миллионы женщин во всем мире. В Афганистане «Талибан» дал мне право видеть и делать то, что было категорически запрещено афганским женщинам с тех пор, как талибы пришли к власти. Я могла ходить без бурки, работать. Но, может быть, в Афганистане были и такие женщины, которых вполне устраивала их жизнь: они жили в деревнях, пекли хлеб, заботились о своих семьях и дышали чистым афганским воздухом. Мой жизненный выбор наверняка казался весьма странным таким людям, как господин Файз.