Ёськин самовар - стр. 27
Они вышли на улицу последними, когда уже начали гасить свет. Возвращались домой не спеша, в обнимку. Ночь была теплой, не по-сентябрьски мягкой. Над крышами домов висела огромная луна, как желтоватый фонарь, освещающий дорогу в неизвестное.
Парочка часто останавливалась – под деревьями, в темноте подворотен. Практически не говорили. Только целовались – долго, нежно, с легкой дрожью в губах.
Перед тем как разойтись, Иосиф с Мариной присели на скамейку у подъезда. Воздух был густой, напоенный ночными ароматами увядающего лета. Тихо шелестели листья, и где-то за домами потрескивало радио – кто-то, видно, засыпал под «Маяк».
– В понедельник опять в школу… – с досадой и легкой злостью выдохнула Марина, откидываясь на спинку скамейки. – Терпеть ее не могу. Когда она уже закончится, эта мука?
– В каком ты классе? – спросил Иосиф, словно прозревая.
– В восьмом, – бросила девочка, будто это тюремный срок.
Услышав это, он инстинктивно отодвинулся. «Да ей же и пятнадцати еще нет…» – кольнуло в голове. По щекам пошел жар.
– Так тебе еще три года учиться, – пробормотал он, лишь бы не молчать.
– Нее, – с вызовом усмехнулась она. – После восьмого брошу. Пойду на завод.
– А мне еще четыре года в училище. Грызть гранит науки, как говорится, – вздохнул он.
– Я бы не выдержала, – покачала головой Марина. – Это же неволя, все время под козырьком. Куда ни шаг – устав. Да и зарплата у офицеров не ахти… У нас на заводе сто рублей сверх. Мой отец, с переработками, под триста получает.
– Не ври, – удивился Иосиф. – У инженеров зарплата сто сорок.
– Клянусь, – серьезно ответила она. – Хочешь, спроси у баб Моти. Она знает.
Парень на секунду замолчал, глядя в окна многоэтажек. В некоторых все еще горел свет.
– Я б на твоем месте на завод пошла. – добавила Марина с искренней прямотой. – Там жизнь своя, настоящая. А у военных – все как будто напоказ…
В этот момент сверху раздался глуховатый, но вполне уверенный голос тети Моти:
– Все, хватит на сегодня! Пора спать. Осип, дверь я тебе оставила приоткрытой. Давай, поднимайся уже.
Он тихо вошел в квартиру, стараясь не шуметь. Свет из кухни мягко подсвечивал пол и углы комнаты. Оттуда, не оборачиваясь, донесся голос тети Моти – уже тише, почти шепотом:
– Вернулся? Ну и ладненько. Я тебе в своей постелила. Сама перекантуюсь у Груши. Спокойной ночи, служивый.
– Спасибо… – он тоже шепнул и улыбнулся в ответ.
В комнате, где пахло свежей постелью, Иосиф снял рубашку, сел на край расправленной ко сну кровати. На губах у него еще жила жара девичьих поцелуев.
Он лег. Потолок едва угадывался в слабом свете с улицы. Где-то далеко тек неспешный, мирный звук трамвайной линии.
А в груди – странное чувство. То ли влюбленность, то ли легкая тревога, а может быть, предчувствие. Как будто что-то важное уже началось. Что-то, что невозможно остановить.
И только шепот за окном, шелест веток под ночным ветром да невидимые шаги времени сопровождали его в сон.
Куда ни глянь – самовар
Разбудили Иосифа звуки радиоточки в углу комнаты. Сначала – короткие, уверенные «пип-пип-пип», будто отсчет нового дня. За ними последовала узнаваемая с детства бодрая мелодия – из кинофильма «Джентльмены удачи»:
Проснись и пой, проснись и пой,
Попробуй в жизни хоть раз
Не выпускать улыбку из открытых глаз.