Ёськин самовар - стр. 23
– За что ж вас так назвали? – не удержался он, спросив как бы между прочим.
– Это по-простецки, – отмахнулась она, – по метрике так я Агриппина.
– Знаешь загадку? – вмешалась тетя Мотя, раздвигая разболтанный стол, за которым явно не одно поколение жильцов делило жизнь и хлеб. – Висит груша – нельзя скушать.
– Лампочка, – улыбнулся он. – В первом классе слышал.
– А вот и нет, – прыснула тетя Мотя. – Это Агриппина, дура, повесилась…
Смеялись все, кроме самой Груши. Та только покачала головой и пробурчала:
– Мотя, ну опять ты за свое. Договоришься у меня… Отравлю грибами.
Коммуналка снова залилась смехом.
– Слышь, Осип, – обернулась тетя Мотя к Иосифу, – ты не бойся, у нас тут и шутки, и грибы – все с душой.
Чуть позже они уже сидели за столом. В комнате стоял густой запах жареного лука, солений и свежеиспеченных пирожков, которые одна из соседок притащила в глубокой миске, прикрытой кухонным полотенцем. На подоконнике, рядом с астрами, стояла открытая банка с маринованными грибами – аромат уксуса едва уловимо щекотал нос. Из приоткрытого окна доносились звуки двора: щелканье мяча о стену, чей-то прерывистый смех, далекий крик «Маша, домой!», и теплый, чуть уставший ветер шевелил тюль, заставляя ее мягко колыхаться.
Бутыль с самогоном стояла посреди стола, словно почетный гость – пузатая, с толстым горлышком, из стекла, отливавшего зеленовато-серыми тенями. Внутри плескалась мутноватая жидкость – как будто дышала собственным, тяжелым духом. От нее тянуло хлебным теплом и крепостью, от которой перехватывало горло. Это угощение тетя Мотя наливала щедро – с уставшей, но точной уверенностью знатока. Как будто знала: без этого – не разговор.
Иосиф, обмахиваясь газетой от духоты в комнате, невзначай спросил хозяйку:
– А у вас что, огород есть?
– С чего бы? – удивилась та. – Разве что подоконник вон уставлен цветами.
– Так вы же с Галиной Николаевной из-за укропа ругаетесь?
– Ай да, малой! – рассмеялась она, покачав головой. – Внимательный! Неа, это чистой воды конспирация! Нарву на газоне травы, пару веток с деревьев – и готов тебе "набор для засола". Стою, машу этой зеленью, как приманкой, народ зазываю. А уж потом – хоп, из-под прилавка колбаска, конфеты. Все из Москвы. Тащу, как муравей, по чуть-чуть.
Она заговорщицки понизила голос:
– А Галочка у нас, выходит, фарцовщица по части одежды: джинсы, костюмы, сапоги – вся заграница, чешские фирмы!
Мотя кивнула, словно подводя итог:
– Может, и тебе чего подберем, чтоб не ходил, как сирота казанская. Крутимся, как можем. – Тут она вздохнула и тяжело опустила глаза. – На одну заводскую пенсию не проживешь. Приходится вот таким Макаром дыры латать.
***
В какой-то момент раздался звонок в дверь. Тетя Мотя пошла открывать. Вернулась в комнату, весело крутя над головой фартук:
– На танцы пригласили!
– Да кому ты, старая, сдалась?! – прогорланила Груша на весь дом. – Поди, Ефим с кладбища по твою душу пришел!
– Говорю же, на танцы. Но не меня, а Осипа! – небрежно бросила она передник в сторону соседки. – Наши дворовые стрекозы долго в невестах не засиживаются. Острый нюх у них. Враз новенького учуяли.
– Пойдешь? – повернулась она к Иосифу. Парень покраснел – то ли от смущения, то ли от самогона.
– Конечно же пойдет! – отрезала за него Галина Николаевна. – Годы молодые, пусть гуляет. Ему скоро в сапогах маршировать – не до веселья будет.