Эригена и не только - стр. 9
– Ты считаешь, что это ересь?
– Моей компетенции недостаточно, чтобы обвинять в ереси, – сказал брат Ансельм. – Кроме того, я не книжник, мои скудные знания несравнимы с тем багажом, которым владел Иоанн Скотт. Я знаю другое – искать в Священном Писании тайный смысл нелепо, надо верить букве Его, оно изречено для всех, то есть для тех самых простодушных людей, к которым отношу и себя. Парадокс учёности: брат Иоанн уподобил себя язычникам римлянам, которые назвали Сатану именем первой утренней звезды – Люцифером.
– Что было на следующее утро? – спросил я.
– Брат Иоанн не вышел к рассветной молитве, я, брат Улферт, ещё двое братьев, зашли в его келью. Иоанн Скотт лежал на спине на постели, руки были сложены вместе. Я проверил пульс. Пульса не было.
– Может быть, ты видел кровоподтёки, следы ударов, уколов или удушья? – спросил я.
– Тело было без повреждений, – сказал брат Ансельм. – Мы внимательно осмотрели его, когда омывали.
– В таком случае, кто же сложил его руки на груди?
– Видимо, тот, кому он служил.
– Зачем дьяволу складывать Эригене руки? – сказал я. – Ты ведь на это намекаешь, брат Ансельм.
– Он не служил дьяволу, – сказал брат Ансельм. – Он служил исключительно собственному уму, искренне веруя в то, что через него проявляется Божественный Разум. Дьявол для него был мелок и неинтересен, он сказал мне однажды, что лукавый это была не слишком удачная шутка Бога перед тем, как окончательно бросить человечество на произвол судьбы.
– Прости, брат Ансельм, – сказал я. – Я понимаю, что богословские споры требуют преуспеяния в фигуральных выражениях, но меня интересует конкретный факт: руки умершего, как ты заверяешь, во сне, не могли сложиться сами по себе.
– Эригена всегда говорил, что не знает, зачем Бог создал человека, и негоже и бессмысленно об этом рассуждать. Но, сдаётся мне, что втайне он всегда искал ответ на этот вопрос. Перед смертью Бог улыбнулся и простил его.
– Ясно, – сказал я. – Я хочу поговорить с братом Улфертом.
– Я позову, – сказал брат Ансельм и вышел из кельи.
Я сел за стол покойного аббата. Пока подтверждалось одно, Эригена производил на окружающих неизгладимое впечатление, зачастую негативное, и настолько сильное, что оно вполне могло спровоцировать проявление необузданных страстей. Как вспышка света во мраке, подумал я, появился в этом мире внезапно и также неожиданно угас.
Брат Тегван оказался недалёк от истины. Брат Улферт походил на монаха также как я на римскую гетеру.
– Ты давно в Малмсбери? – спросил я.
– Полтора года.
– В каком аббатстве служил прежде?
– В нескольких, – уклончиво ответил брат Улферт. – Четыре года до переезда на остров жил в монастыре святого Пруденция (23) в Труа. Входил в число тех братьев, что по поручению архиепископа Гинкмара разбирали архив покойного Пруденция.
– Пользуешься доверием реймсского архиепископа?
– Я всегда выполняю порученное мне дело и не задаю глупых вопросов.
– Честный ответ солдата, – насмешливо произнёс я.
– Я и был солдатом, – сказал брат Улферт. – На войне с саксами меня пронзили насквозь копьем и, когда кровь текла из тела ручьём, я увидел огненного серафима – такого, как он описан у Дионисия Ареопагита – о шести крылах и с горящими очами. Я выжил и с тех пор служу Господу нашему.
– Похвальное стремление. Ты мне покажешь как-нибудь след от той страшной раны на груди и на спине?