Эра негодяев - стр. 19
– А что еще сказала девочка?
– Любопытство – в нашем деле порок; все, что касаемо вашего богоспасаемого заведения, я изложил; думайте. Касательно остального – увы, не имею права. Хоть ты мне, Максим, и друг старинный, и из-под огня в Квито когда-то выволок – а извини. Знаешь нашу ключевую формулировку?
– «В части, его касающейся». А как же! Сам использую постоянно.
– Ну вот, и прошерсти своих жемсов бондов – кто из них мог слить информацию в части, его касаемой. И почему ворог наш о вашей лавочке все узнал… – и в ответ на вот-вот готовые слететь с уст генерала возмущенные слова, добавил: – Ладно-ладно, не всё, но что-то все же ухватил. А для них и этой малости достаточно, чтобы начать промывку породы! Тем более – агентуры у них здесь сейчас завались, коллеги ваши из контрразведки не успевают папки для дел покупать. Такое, знаешь, сложилось у меня, Калюжный, впечатление, что предать Родину теперь уже не то, чтобы преступлением – уже и скверным поступком в неких кругах не считается. Мерзко… – И загадочный визитер брезгливо поморщился.
– А ты, подполковник, что по этому поводу думаешь? – Спросил затем он у Левченко.
– То, что течём – дело поганое; то, что течём в той части, что известна наверху – чуть полегче.
– Отчего ж?
– Проще гниду вычислить.
– Ну-ну. А не думал ты, любезный друг, что слить мог и тот, кто в делах фирмы по самые уши? Слил маленькую частичку, чтобы хозяева продолжали хрусты отслюнивать?
– Не исключен и такой вариант. Но все же он менее вероятен.
– То, что в ближних товарищах уверен – это хорошо. Я и сам тому, кому не до конца верю, спину стараюсь не подставлять. А все ж проверьтесь, дело не лишнее.
Ну ладно, орлы, потопаю я потихоньку. Бывайте здоровы, живите богато. Тем более – вам ли не жить? Со всей Европы сливки снимаете, чистые паны!
– Ладно, ладно. Зависть – плохое чувство. – Генерал впервые за разговор открыто улыбнулся.
– А я завидую? Я сочувствую! Знали бы эти суки, что сейчас за очередные копейки от МВФ друг другу глотки режут, как вы устроились – задушили бы в мгновение ока!
– Руки коротки. Да и не до нас им сейчас – еле-еле из дефолта выползают. Они-то, конечно, не пострадали, наоборот, как тут мне докладывают, лишних три миллиардика отогнали в Бэнк оф Нью-Йорк за последний месяц – но ведь перед людишками надо скорбные рожи строить. Иначе не поймут…
Генерал пожал руку визитеру, затем попрощался с незнакомцем и Левченко. Рука у того оказалась крепкой, но все ж совсем не крестьянской – скорее, это были руки пианиста или скрипача, с тонкими, нервными пальцами; но рукопожатие у гостя было сильное, солдатское – Левченко уже примерно понял, кем мог бы быть их визави.
Когда загадочный посетитель был, по расчетам, уже вне здания «Спецметаллснабэкспорта» – Левченко решил все же слегка поинтересоваться незнакомцем.
– Наш человек в Варшаве?
– Что? А-а… нет. – Генерал сидел, задумавшись, и от вопроса подполковника едва заметно вздрогнул. – Нет, дальше чуток. И не наш. Он теперь по другому ведомству проходит, легальный до неприличия. Может с аглицкой королевой менуэт танцевать смело.
– То есть его расшифровали?
– Ну, парень! Если бы расшифровали… Было подозрение, вот и отозвали с оперативной. Он уже лет шесть, наверное, как на абсолютно легальное положение перешел – посему и сидит в своем банке, респектабельно наживается на трудовом западном люде. Светанулся он в одной южно-азиатской стране всерьез, и недруг, похоже, что-то такое о нем пронюхал – вот и вся недолга… А теперь ясно, что не зря ушли его с оперативной – по ходу пьесы, он у тех, что играют за черных, где-то в картотеках все же мелькнул.