Элита - стр. 24
Ни черта я не справляюсь.
– Входи, Лия, – строго произносит деканша, сверля меня неприязненным взглядом.
Вошедшие следом Тимур и председатель встают по бокам, словно приставы, готовые в любой момент заковать меня в наручники.
– Могу я узнать, по какому поводу меня вызвали? – осведомляюсь я, изо всех сил имитируя попранное человеческое достоинство.
– На тебя поступила серьёзная жалоба. Обвинение в распространении экзаменационных материалов за деньги, – Амбридж выразительно сдвигает очки на кончик носа. – Возможно, в том вузе, где ты училась раньше, такие методы заработка считались нормальными, но здесь такое не пройдёт. На время проведения проверки ты отстраняешься от занятий. Если вина подтвердится – будешь отчислена.
Онемев от шока и неверия, я ловлю ртом воздух. Если в прошлый раз жалобы имели под собой хоть какую-то основу, то это обвинение просто высосано из пальца! Какие ещё экзаменационные листы? Какой заработок? Да у меня едва денег на кофе хватает!
– Вы просто отстраняете меня от занятий из-за липового обвинения, даже не желая узнать моё мнение? То есть, кто угодно может постучать к вам в кабинет, наговорить небылиц, и вы запросто отстраните студента от занятий? – растерянно лепечу я.
– У того, кто написал на тебя жалобу, есть доказательства. В противном случае ты бы не стояла здесь.
– И какие, чёрт возьми, это доказательства? – взрываюсь я, выходя из оцепенения. – Я и месяца не проучилась здесь. Откуда мне, по-вашему, взять экзаменационные задания?!
– Вот это совет и будет проверять, – сухо произносит Амбридж.
– Совет?! – Я оглядываюсь по сторонам. – Совет, который чуть не отправил меня на принудительную терапию без каких-либо на то оснований?!
– Я не знаю, о чём ты говоришь. Совет университета избран общим голосованием, и у меня нет оснований ему не доверять. А вот студентке, на которую с первого дня одна за другой поступают жалобы, – есть.
Я пытаюсь вдохнуть, но не выходит. Я привыкла думать, что люди, имеющие отношение к сфере образования, наделены особой мудростью и высокими моральными качествами. Но эта мерзкая тётка ничем не отличается от быдловатых мажоров, которые кичатся деньгами родителей и их связями. Нет, она гораздо хуже, потому что закрывает глаза на происходящий беспредел.
– Вы не можете не знать о иерархии между студентами, – в отчаянии шиплю я. – Вы прекрасно понимаете, почему именно на меня, как вы выразились, одна за другой поступают жалобы. Вы считаете нормальным, что в университете прямо под вашим носом процветает рабовладельческий строй?
– Я сказала всё, что хотела, – отрезает деканша. – Тебя оповестят об исходе разбирательства. Можешь идти.
Словно в тумане я поворачиваюсь к выходу. Перед глазами встаёт воодушевлённое лицо мамы, когда она говорит, что гордится мной. Но что я могу сделать против сфабрикованного обвинения? Где искать справедливость, если сам декан университета не заинтересован в правде?
В коридоре, как назло, собралась целая толпа. Хотя о чём я? Все они пришли сюда намеренно, чтобы лицезреть, как система раздавит непокорную новенькую.
Ещё никогда я так не была близка к тому, чтобы разреветься на публике. Не потому, что я слезливая слабачка, а от вопиющей несправедливости. Так нельзя… Нельзя обращаться с живыми людьми. Я не имею меньше человеческих прав только потому, что у моей семьи недостаточно денег.