Екатерина Чубарова - стр. 45
– Ловко посчитали, госпожа Чубарова! Но лошадей я вам отпустить не могу.
– Я сама пойду в конюшню – и посмотрю. Потрудитесь приготовить жалобную книгу!
Она отворила тяжёлую дверь – и в передней комнате у лестницы столкнулась с высокой фигурой в тёмно-коричневом каррике30.
– Сеньор Раффаеле… Зачем вы здесь?
– Мог ли я позволить вам ехать одной, когда узнал о ваших намерениях?
Екатерина отступила на шаг и прислонилась спиной к двери смотрителевой квартиры.
– Вы проделали этот путь, чтобы остановить меня…
– Я не вправе останавливать вас, – герцог приложил руку к груди. – Поверьте мне, я рад, что доехал до вас. Я буду вас сопровождать.
Его глаза чёрным жемчугом блестели в темноте комнаты.
– Но… Как же вы, сеньор Раффаеле… Как же вы… Ведь я отказала вам…
– Ваш отказ не помешает мне быть вашим другом.
– Вы отправитесь со мной – в Москву? В военный лагерь?
– Куда вы желаете.
Он приехал в Бронницы, когда просыпалась заря. Узнал, что Екатерина остановилась на ночь, – положил смотрителю на стол ассигнацию, попросил задержать госпожу Чубарову и не отпускать ей лошадей.
***
Привычно зазвенел дорожный колокольчик. Четвёрка понеслась по Московскому тракту.
Под сиденьем прятался маленький дорожный сундучок герцога, а в ногах – белый голубь в клетке нарушал однообразие дорожных стуков тихим воркованием.
– Я намереваюсь заехать в наше имение, – сказала Екатерина. – Оттуда мы поедем на своих лошадях. В Московской губернии почтовых нам может не достаться.
Раффаеле улыбнулся: как легко произнесла она слово «мы».
– Вы не боялись ехать ночью?
– Правду сказать, было страшно – в первую ночь. Теперь же мне кажется, что я проеду и даже пройду пешком, если понадобится, и ночью, и бездорожьем – одна. А позвольте мне теперь вас спросить, сеньор Раффаеле.
– Спросите.
– Для чего вы взяли клетку с голубем?
– Я знаю, каково путешествовать в опасные времена, Каттерина. Почтовый голубь может быть полезен, поверьте мне.
– А где его парочка?
– Я оставил её Биатриче.
Екатерина, склонив голову, заглядывала в маленькие голубиные глазки. Тёплые розовые лапки топтали ей пальцы, просунутые в клетку.
– Вы понимаете, что ждёт вас в Москве? – спросил Раффаеле.
– Я не хочу думать. Мне нужно быть там.
В компании время потекло быстрее – путь от станции до станции сократился. О чём только не говорили они, пока карета мчалась мимо густо-зелёных сосен и елей, мимо берёз и осин с радостно-яркими сентябрьскими кронами! Раффаеле рассказывал Екатерине о Неаполе, о пенных волнах залива, омывающих Молочные горы, об усыпанном апельсинами саде за окнами его виллы, о руинах Амфитеатра Помпеи под тенью пиний. А Екатерина делилась с ним воспоминаниями о Бежецкой земле, о берёзовой роще и зеркальном её отражении в глади пруда, о детских играх с крепостными девочками, об учебе Александра в кадетском корпусе и безумном их приключении в Духов день 1807 года.
Дорога бежала и бежала. Всё дальше оставался Петербург с гранитными набережными, великолепными дворцами и особняками, с переменчивым небом и северным солнцем. Всё ближе становилась Москва…
Навстречу попадались вереницы экипажей. На станциях приходилось часами ожидать лошадей. В сторону Москвы ехали только почтовые кареты и фельдъегери.
К ночи добрались до Валдая.
Хозяин постоялой избы перешёптывался у окна с дочкой – дородной круглолицей девкой, когда барышня и герцог ужинали вместе за одним столом: