Джентльмен и вор: идеальные кражи драгоценностей в век джаза - стр. 4
В «Эль Фэй» и прочих пунктах остановки, расскажет доктор Гибсон, к принцу его спутники обращались «мистер Виндзор», словно тот – «высокопоставленный член британского дипломатического корпуса». Той же уловкой пользовался и провожатый принца (на самом деле ни доктор, ни Гибсон).
Из «Эль Фэй» они переместились на Восточную 49-ю, в клуб «Довиль», который Гибсон отрекомендовал «шикарным местечком». «Атмосфера тайны», как писала пресса, притягивала туда «многих видных членов общества». Музыканты тамошнего оркестра «Гавайцы Кларка» перемещались от столика к столику, собирая заказы, а затем исполняли гавайские мелодии. В тот вечер дела в клубе шли вяло, там сидело всего несколько посетителей, какая-то пара танцевала фокстрот. Кто-то протянул принцу цветочную гирлянду, и он повесил ее на шею. Принц похвалил чистый тенор одного из певцов и заказал свою любимую гавайскую песню Aloha ‘Oe («Прощай-прости!»), которая в тот год не выходила из чартов. Гибсон уселся рядом с принцем, и они принялись болтать о том о сем: о бродвейских постановках, шлягерах, о том, что из-за сухого закона стало проблемой найти приличные напитки даже в славном своими кутежами Нью-Йорке. Гибсон угощался шампанским, подметив про себя, что принц пьет еле-еле.
Третьей остановкой стал клуб «Флорида» на Западной 55-й, где посреди зала стояло пианино, и прибывшая группа остановилась там насладиться концертом из популярных мелодий.
Эти двое спелись. Почти ровесники, оба не женаты, оба прошли войну: Гибсон – в медчасти американской армии, принц – в Гвардейском гренадерском полку, где он спускался во фронтовые окопы, дабы поднять боевой дух. Аристократический акцент Гибсона скрывал его пролетарские корни, уходившие в Вустер, Массачусетс. Он непринужденно сыпал громкими именами и, казалось, знаком со всеми богатыми и знаменитыми особами. Остроумие, шарм, безупречные манеры выдавали в нем образованного, воспитанного члена состоятельной и важной семьи. А закреплял этот образ смокинг – рабочая одежда его профессии. Для ночной операции в имении Косденов он «оделся с иголочки, – вспоминала его будущая жена Анна Блейк, – в вечерний костюм. Он всегда выглядел в нем очень представительным».
В полшестого утра, когда до рассвета оставалось уже меньше часа, Гибсон попрощался, поймал такси и отправился домой, в квартиру здесь же на Манхэттене. Принц с компаньонами набились в свою машину – чтобы вернуться в имение Бердонов, им предстояло проехать тридцать пять миль.
Вскоре весь город судачил об августейшей экскурсии по ночному Манхэттену. Один репортер приметил подозрительно шикарную машину рядом с заведением Тексас Гуинан. Он проверил номера и обнаружил, что авто принадлежит хозяину имения, где остановился принц. «Он явился инкогнито в джазовый клуб на Белом пути, – сообщалось в одной из заметок. – Инстинкт безошибочно вел его к удовольствиям ночной жизни Нью-Йорка с ее манящими мерцающими огнями и обаятельными персонажами».
Будущему королю удалось урвать пару мимолетных часов свободы, притворившись «мистером Виндзором». Ему и в голову не могло прийти, что его провожатый тоже не тот, за кого себя выдает.
Гибсона не было в списке гостей на приеме у Косденов. Прежде чем попасть в дом и познакомиться с принцем, он, миновав каменную сторожку у въезда в Сидарс, припарковал красный двухместный «кадиллак» в укромном закутке на краю усадьбы и засел – в своем смокинге – за кустами. Дождавшись удобного случая, Гибсон вылез из укрытия – «при полном параде, не хуже любого из присутствующих», как он позднее хвастался, – и влился в группу гостей, вышедших на кирпичную террасу поболтать за бокалом-другим. Затем взял коктейль с проплывающего мимо подноса и присоединился к разговорам.