Две жизни - стр. 18
За пригорком открывается небольшой лес, за которым в чистом поле стоят пушки. Значит, можно поставить телегу в упор, рядом с деревьями, а когда патроны кончатся, в лес уйти. Там не достанут, кишка у беляков тонка, я это точно знаю. Какое-то у меня весёлое такое состояние, наверное, это потому, что наплевать мне на смерть. Гражданская вокруг или же новая фрицевская игра – я просто накрошу их побольше, а потом будь что будет.
Спине неожиданно становится больнее настолько, что голова кружится и во рту металлический вкус появляется. Ну хирургов здесь нет, бинтов тоже – помру, так помру, хоть чего полезного перед смертью сделаю. Побили меня сильно, видать, ну да за себя я уже отомстила, а теперь и за других отомщу.
Выставляю телегу так, что от позиций, где беспечные артиллеристы куда-то палят, меня не заметно. Видно, что не фрицы, у тех и охранение есть и много чего ещё, а эти считают, наверное, себя бессмертными – вот и хорошо. Я ложусь в телегу, меняю ленту, хотя второго номера у меня нет, но, надеюсь, не заклинит. И вот тут как раз откуда-то доносится «Ура». Артиллеристы начинают бегать активнее, значит, пришло моё время.
Первая пристрелочная очередь ложится хорошо, ну а потом я бью по мечущимся, не понимающим, откуда стреляют, врагам. Огонь смолкает, не до пушек им, а я всё стреляю, пока пулемёт работает. От сотрясения становится всё больнее, я уже и не вижу, куда бью, потому что голова кружится, перед глазами темнеет, но падаю на дно я только тогда, когда вижу красный флаг.
Чёрная река несёт меня куда-то, слегка покачивая, пока, наконец, не приносит чьи-то голоса. Я ощущаю себя лежащей и, судя по всему, перебинтованной. Глаза открываются с усилием, хочется пить, даже слишком, как будто я не пила весь день. Но я всё-таки осматриваюсь, увидев что-то похожее на нашу санитарную землянку. Рядом со мной женщина какая-то, она сидит, поглядывая на меня.
– Очнулась, – улыбается тепло. – На-кось, попей.
Она подаёт мне кружку, приподнимая, чтобы помочь попить какой-то удивительно вкусной воды. Я медленно собираюсь с мыслями, потому что не знаю, где оказалась. Ну беляки, положим, меня бы вряд ли спасать стали, скорей пристрелили бы, а вот наши… В это время, учитель говорил, не было ещё особого отдела, а было… Гепеу или чека? Не помню, но попробуем со второго, может простят незнание.
– Мне… – с трудом набираю воздух. – Из чека кого-нибудь позовите… Очень нужно…
– Героическая ты наша, – вздыхает она. – Погодь-ка, сей минут позову.
Говорит она немного странно, что убеждает меня – я действительно в Гражданской, и, значит, надо предупредить о предательстве. Всё-таки не люблю я предателей, а тут несколько дней осталось. Всех бы расстреляла, да не подняться. Судя по слабости, завод у меня кончился… эх… сейчас буду своим врать, потому что в правду никто не поверит. Но тут мои раны за меня скажут, так что всё ладно будет.
Появляется дядька в кожаной куртке, перепоясанной ремнями. Вот интересно, не жарко ему? Он подходит ко мне поближе, садится на стул, заглядывая мне в глаза. Прямой у него взгляд, открытый, может, и поверит… Я же для него, вроде, своя?
– Ну, что принесла героическая девочка, пострелявшая беляков? – улыбается он мне вдруг. – Не просто ж так ты меня позвала?
– Я… – сглатываю, будто боюсь чего-то, но не боюсь уже, отбоялась я своё. – Я важное услыхала! А меня поймали, но я всё равно убежала!