Размер шрифта
-
+

Два солнца в моей реке - стр. 20

– Почему не мне? А когда?

– Вчера.

Я быстро полезла посмотреть, нет ли у меня где-то новых сообщений. Нет.

– Покажи.

Мариша вздохнула:

– Она спросила, можно ли у нас поживет один ее знакомый, временно. Она же не знает, где мы с тобой теперь живем. Вообще ничего не знает.

– Странно как… И больше ничего?

– Ничего.

– Может быть, это не она?

– Она.

Мариша протянула мне айфон:

– Смотри.

«Привет, Марина! Может ли у вас пожить один мой знакомый?»

– Что за ерунда…

– Ну да. Первое письмо за двадцать лет.

– Не письмо – вопрос, – уточнила я. – Сколько ей сейчас?

– Считай. Ей было тридцать шесть, прошло…

– Ой…

– Ну да.

– А непохоже по фотографии… Пятьдесят шесть? Нашей маме? А кажется, что под сорок, как и нам…

– В Австралии, наверное, по-другому идет время. Это же другое полушарие, они вверх ногами ходят. Или она не работает. Плавает в океане с дельфинами. Они делают ее моложе, своей энергией, и вообще – они же лучше нас. Гладкие, быстрые, веселые… – Мариша подмигнула мне. – Я бы не отказалась от таких друзей. Что-то щебечут, можно не вслушиваться.

– Мариша! Ненавижу этот твой цинизм!

– Поэтому ты там, где ты есть, а я – министр.

– Министр ничего в республике, которой нет.

– Лёль, какая же ты дура… Я удивляюсь, как люди к тебе за советом ходят.

– Так они тоже глупые. Мы с ними на одном языке разговариваем.

Лёля погладила меня по голове.

– Дурашка моя. Даром что кандидат наук. Тебе хватает денег?

Я пожала плечами и сняла ее руку со своей головы.

– Залезь в холодильник, убедись. У меня даже деньги остаются.

– Копи, спрячь и потеряй. Помнишь, как ты потеряла деньги дома? Нашла, кстати?

– Нет. Где-то лежат и смеются.

– Или ты их в химчистку сдала.

– Или сдала. Ничего в моей жизни из-за этого не поменялось. Просто не сделала каких-то глупых покупок. Кстати, а почему ее знакомый не может пожить в гостинице?

– Не знаю.

– Что ты ей ответила?

– Она спрашивает нас обеих. Спрашивает «у вас». То есть помнит, что нас двое.

– Как будто не мать… Давай спросим, как у нее дела? Как она вообще…

– Ты ее простила?

– Не знаю. Наверное, простила.

– Тогда спрашивай сама. Я не простила.

– Как можно не простить мать? Она же не маленьких нас бросила. Она нас родила и вырастила. Мы здоровые и вполне успешные.

– Благодаря ей? – хмыкнула Марина.

– В том числе.

– Ты так разговариваешь со своими клиентами?

– Я их называю посетителями.

– Смешная ты, Лёля. И другая. Наверное, всё как-то не так было у нас в младенчестве, не так, как нам рассказывали. Ничего мы не знаем.

– Если учесть, что всё человечество ничего не знает о своем детстве, рождении и настоящих родителях, то ничего страшного с нами не произошло.

– Если ты очень хочешь знать, родные ли мы, давай сдадим генетический анализ.

– Ты серьезно? – Я посмотрела на Маришу.

– Это теперь просто решается.

Я помотала головой.

– Нет, не надо. Я боюсь. Вдруг мы и правда не сестры?

– Мрак! – Мариша взъерошила рыжие кудри. – Я не о нас с тобой. О нашей маме.

– У нас еще ведь есть брат…

– Ага, или сестра! – засмеялась Мариша. – На одной фотографии похож на дядю, на другой – на тетю. А на третьей – на чучело, забывшее, кто оно. Или еще не решившее.

– Мариша, для министра тебе не хватает европейской толерантности.

– От избытка, как ты выражаешься, толерантности, вся наша жизнь скоро превратится в полный хаос. Я ему противостою, часто в одиночку. И в основном в свободное от работы время.

Страница 20