Два писателя, или Ключи от чердака - стр. 35

– Вы почему молчите?

– А чего мужчины добиваются от женщин? – ответила я с интонацией старшей сестры.

– Да зачем?

– Мужчины от этого получают удовольствие.

Рюмка под маминым полотенцем заскрипела от чистоты. Лёня затих рядом с папой под елкой. Лариса не успокоилась.

– А он чего хочет?

Папа не выдержал:

– Он хочет с ней переспать!

– Борис, как ты можешь! Такое! При детях! – у мамы сорвался голос. С елки сорвалась стеклянная сосулька, тихо звякнула, скромно разбилась. Мама побежала плакать в спальню.

– При каких еще детях?! – папа в шапке и рукавицах метнулся за мамой. Мы засмеялись, я тут же вцепилась в Ларку:

– Что тебе надо? Чего ты не понимаешь?

– Да все я понимаю! Я не следила, думала, там интрига, может, он опорочить ее хотел…

Девушки с малиновыми губками трещат наперебой:

– Чего ему нужно от этой Анны?

– Извините, мы не купили программку. Чего добивается этот… как его?

– Дон Гуан, – подсказываю я, – это Дон Гуан, – и замолкаю в уверенности, что девочки знают отгадку. Юбилейный год, повсюду Пушкин. Но им не ясно, почему я молчу. – Дон Гуан – это Дон Жуан, – перевожу я и собираюсь пройти в буфет, но девочки собираются слушать дальше. – Дамский угодник, – поясняю.

– Он хороший?

– Ну как вам сказать. Он соблазняет женщин. Как Казанова! – радуюсь я находке: про Казанову пел «Наутилус Помпилиус», а потом Валерий Леонтьев, и за стеклом в переходе продают упаковки…

– Так он плохой!

– Он все-таки поэт, – вспоминаю я из Машиного учебника, – он песню сочинил, ту, что поет Лаура!

– Его любовница? Ах вот зачем ему нужна Анна: он задумал бросить Лауру!.. Он подлец.

– Он любит женщин, – тяну я свою линию. – Пушкин ведь тоже был волокитой. И он бесстрашный, вы ведь помните, как погиб Пушкин.

Подмосковные продавщицы, решаю я. Настя и Юля. У них, наверное, распространяют билеты. Тихий культурный магазин. Канцтовары, проявка фотопленки, сериалы в обеденный перерыв. Девочки ждали понятных мотивов: опорочить, завладеть наследством. Ссылки на Пушкина неуместны – их не волнует судьба сценариста.

– А вы, девочки, сами чем занимаетесь?

– Мы с Юлей учимся в Академии управления, – спешат обрадовать меня девочки и, приветливо распахнув глаза, рапортуют едва ли не хором. – Мы москвички и очень любим театры, особенно Большой! У нас сейчас преддипломная практика.

Я успеваю ухватить пирожное и коктейль – исключительно для ритуала, возвращаюсь в зал и обнаруживаю московских студенток в партере.

– Настя заметила, рядом с вами не занято. Вы не скажете, как все кончится? Плохо? Он ее бросит?

– Нет, к ним явится Командор… – я провоцирую минуту молчания. Весь спектакль посреди сцены высился жуткий монумент. – Ну, статуя, памятник ее мужу! Каменный гость.

Девочки вспыхивают догадкой:

– Так это мистика?!

Я развлекаю забавным сюжетом попутчицу в самолете. Она слушает хорошо: где нужно смеется, где нужно вздыхает. Потом говорит:

– Вы понимаете, что из этого надо сделать рассказ? У меня есть подруга, журналистка, я ей перескажу, вы ведь не возражаете? Получится очень смешно!

…Вот и все. За окошком туман и тьма. Лучше и не гадать, во сколько вернемся. До часу ночи наш автобус развозил по домам местных артистов, теперь мы едем среди спящего леса. В салоне горит желтый свет, неяркий, какой-то старомодный. Неутомимый Розенблюм горланит песни, ему вторят Нетребко и этот в черном, из Питера. Уже два часа ночи! Автобус плавно покачивает, я прикрываю глаза и итожу свидание: короткий миг наедине среди зеркал, недолгий разговор про цирк в театре, уже привычный комплимент