Два писателя, или Ключи от чердака - стр. 34
Выйдя из перехода, я попадаю в толчею среди подсвеченных колонн.
– Девушка, вам лишний билетик?
– Лучшее место, рядом с царской ложей…
Один произносит загадочно, другой полузадушенно, но каждый значительно, словно бригада «скорой помощи».
– Мне нужен ближний партер, середина, – уверенно говорю я и знаю, что найдется.
У нас было множество способов попасть на нашумевшие спектакли: лишний билетик, невостребованная бронь, служебный вход, спекулянты, поссорившиеся парочки… На Таганку и в Моссовет, в Современник, МХАТ и Вахтанговский, в Ленком и на Малую Бронную. На галерку, приставной стул, дополнительный ряд, на боковое или случайно незанятое в партере место. В Большой хотелось прийти по-другому. Может быть, даже со сменной обувью.
– Да зачем вам партер? Берите амфитеатр. Звук идет в амфитеатр.
– Бельэтаж, ложа бельэтажа. Девушка, зачем вам партер?
Зачем мне партер? Я хочу и видеть, и слышать! Как в Перми, как в детстве.
– Минуточку, женщина, не отходите. Вован, у тебя был партер? Нет, женщина, уже нету. Это валютка, берите ложу. Рядом с царской.
Ложу я уже брала – на «Анюту». И балет из телевизора, и такая же видимость.
– Девушка, вы партер искали? – скороговоркой произносит в воротник немолодая миловидная москвичка, ей все еще мерещатся стукачи. – Только давайте быстрей, я с иностранцами.
Она со шведами, но Полтавы не будет, сегодня – «Каменный гость».
35
В антракте у входа в буфет ко мне подходят две подружки. Малиновые губки и черные с золотом платьица.
– Извините, мы с Юлей сверху вас заметили…
Они заметили мое красное платье. И рыжую голову.
– Сверху так плохо слышно, не разобрать слова, когда поют. Вы не расскажете, что ему нужно от этой Анны?
Я уже слышала подобный вопрос. Тридцать первого декабря, год легко уточняется. Мы отмечали у родителей Новый год – Лёня, я и сестра Лариска, уже студентка. Праздник подступал к пермской земле: мама протирала посуду, я утюжила блузку, папа в старой цигейковой шапке и рукавицах двигал в углу наряженную елку. По телевизору в новом фильме Рязанова жандармский офицер домогался юной девицы.
– А чего он добивается? – спросила Лариска, занося в комнату два салата.
Спросила – и будто щелкнула выключателем. Повисла тишина. На полпути остановилась елка. В родительском доме не обсуждались такие вещи! Папа носил не кальсоны, а «трусики с рукавами». Говорили не «черт», не «псих» – только «рогатый», только «умалишенный». И не «беременная», а «в интересном положении».