Дурман - стр. 13

– Так, а это что такое?

Мама тянется к порванным джинсам и, игнорируя запекшуюся кровь, говорит:

– Новые джинсы, еще и неделя не прошла. Софа, мы не миллионеры! Надо бережнее относится к вещам.

Надо бережнее относится к людям, мам, а не к вещам.

– Ты проверяла почту? – спрашиваю, чтобы сменить тему. – Я жду письмо.

Ага, некоторые до сих пор отвечают по обычной почте.

– Софа, тебе никогда не светит грант на обучение в Академии искусств. Когда ты это уже поймешь?

Мама в своем репертуаре. Спасибо за поддержку, в общем. Папа же вообще предпочитает не участвовать в дискуссиях, сохраняя нейтралитет.

– Через пару месяцев поступление. Пора задуматься о нормальной профессии.

– Я уже выбрала профессию. И если помнишь, ты сама отдала меня в школу искусств.

Я знаю, что меня отдали в хеллинку не потому, что видели во мне великого художника. Да хоть какого художника. Родители хотели, чтобы меня исправили, чтобы научили рисовать другое. Но этот план провалился. А ведь я, правда, старалась.

– Так ты проверяла почту? – я повторяю свой вопрос. – Там есть что-нибудь для меня?

– На, – мама протягивает мне конверт размера А4. Хотя нет, не протягивает, она его швыряет.

Всю дорогу до своей комнаты у меня колотится сердце так, будто перед погружением к обломкам Титаника. Я либо выживу, либо нет. Все, чего хочу, это услышать «да». Хочу, чтобы профессионалы сказали, что у меня есть талант, что я молодец, что все получится и я стану великим художником. Сжимаю в руках конверт, делаю глубокий вдох, распечатываю, читаю, плачу. Отказ. Моя работа неплохая. Просто она не тянет на грант для одаренной молодежи. Но я могу попробовать поступить на обучение за свой счет. За деньги мои работы попадут в разряд очень даже ничего. Только вот родители никогда не оплатят обучение. Любое другое – да. Но не это. Победа на Летнем фестивале – моя последняя надежда попасть в Академию искусств. Теперь официально.

Я достаю из конверта свой рисунок макового поля. Он неплохой. Неплохой – как раз то слово, когда тебя не хотят обидеть. Хоть кто-то думает о хрупком сердце художника и не рассыпается громкими фразами: «Ты – бездарь, брось кисти, не порть бумагу, не будь посмешищем». Неплохой – и ты все равно чувствуешь, что недостаточно хорош, что с тобой что-то не так. Но если у тебя есть деньги, мы попробуем что-нибудь с этим сделать.

Неплохой… Так может сразу сказать, что ты – бездарь? Разве так не честнее?

Самое страшное оружие на Земле – это слова. Они ранят сильнее кинжалов, вырывают сердце без капли пролитой крови и толкают с подоконников высоток. Мы каждый день воюем друг с другом, каждый день вонзаем острие своего языка в тех, кого любим и кого ненавидим. Мы – своего рода убийцы. И это вполне законно.

Убираю с клавиатуры ноутбука прощальную записку. Это мой манифест – о том, почему мне так трудно порой жить. Я оставляю его здесь каждый день. Только никто не читает. Школьная психологиня (та, которая мама Мии) говорит, что я могу в любой момент потерять контроль и все закончится не очень. Что у меня есть склонность к суициду или что-то типа того. Что мое психологическое состояние не соответствует каким-то нормам и за мной надо следить. Но родители ей не верят. Нет, я, конечно, согласна, что со мной все в порядке и я не собираюсь совать голову в духовку. Но они не боятся меня потерять! Родители либо совсем не видят ничего дальше своего носа, либо всячески делают вид, что не видят. Мама постоянно говорит: «Из-за тебя мы опоздали, из-за тебя я не смогла сделать этого, из-за тебя получилось так…» – и еще тысяча