Дубль Два - стр. 8
– Тут один сочинитель пишет знатно, про ведьм, оборотней, упырей всяких, что вокруг нас живут, – оживлённо вещал Алексеич, – забавно выходит у него. А парни, типа тебя, Сашка да Валерка, попадают в разные истории.
Я моргнул и сглотнул. Легче не становилось. Дядя Митя, сидя на камне и дымя самокруткой, продолжал мне рассказывать, в деталях и весело, про банкира и архивариуса, о которых я и сам с удовольствием читал раньше. Пока… Ну, в общем, можно сказать так, что с «Миром Ночи» я познакомился до того, как всю мой собственный мир поглотила чёртова тьма.
– А про Кортеса и Головина читали? – робко спросил я, когда дед выдохся рассказывать про старую паскуду Шлюндта.
– Про Головина чего-то помню, было недавно. Он ещё с Волковым и банкиром одним барагозил, тоже интересно. А Кортес – он пират, вроде, не? – заинтересовался старик.
Я рассказал странному деду про «Тайный город». Про зелёных ведьм он слушал с особым вниманием. Про рыжих рыцарей и воинов Нави – с меньшим интересом. Но автора и название записал. Я же про историю какого-то Волкова не читал – видимо, недавно вышла книга. За последние полгода я читал в основном свидетельства. Чаще – лилово-фиолетовые. И серо-синее вот недавно.
– А ты мне номер свой дай, я тебе ссылку на цикл и пришлю, – воодушевлённо предложил старик. Я продиктовал ему цифры, но сказал, что телефон в гараже забыл. Случайно.
– Ну ничего, вернёшься – почитаешь, – не расстроился, кажется, он, – а фамилие какое у тебя? – так и сказал, в среднем роде.
– Змеев, – ответил я. А дед едва не выронил пустую уже бутылку, что ставил на камень. И посмотрел на меня как-то странно. Очень пристально, будто пытался вспомнить, где видел раньше. Или прочитать что-то, написанное у меня на лбу. Мелким шрифтом. С внутренней стороны.
Крякнув, поднялся с камня. Взял за края газету, на которой лежали две пустых скорлупы и хлебные крошки. Донёс до той самой сосны, с гостеприимно протянутой веткой. Высыпал под корень, что-то, кажется, приговаривая, и погладил дерево по коре, будто прося прощения за что-то. Подошёл к камню, складывая на ходу и убирая обратно за пазуху бумагу. Вслед за ней спрятал планшет и коробок с солью. Бутылку поместил в боковой карман брюк. Оглядел полянку придирчиво. И протянул мне руку.
– Пойдём со мной, Ярослав Змеев, – проговорил он серьёзно. И продолжил другим тоном, попроще, – если ты не планируешь дальше птичек ловить, качельку ладить, ну или чего ты там собирался, на суку́-то.
– Куда? – запоздало насторожился я, уже протянув ему ладонь и поднимаясь с камня. В ушах зашумело, а вокруг будто чуть темнее стало.
– Крышу мне починить поможешь. Лесник я здешний, Евсеев Дмитрий Алексеич. Глядишь, и я тебе помогу. С крышей-то у тебя тоже беда явно, – будто под нос буркнул он последнюю фразу и шагнул в сосны, махнув следовать за собой.
Надо же, и вправду дядя Митя оказался. Не обмануло предчувствие, или чего там это такое было? Интуиция? Не верил я в неё никогда. Сказки это.
Лесник шёл широким шагом, но плавно, неспешно, будто плыл через лес. Мы прошли насквозь полянку с можжевельником – никогда не слышал, чтоб он вот так рос, целыми островами. Обошли густой ельник, пройдя под серо-чёрными старыми осинами. На следующей поляне оказалась огромная необхватная липа. Не встречал никогда их в лесу. Думал, только на аллеях растут. Под деревом стояли пять ульев. Удобно кто-то придумал. Здесь, пожалуй, и вправду можно взять настоящий липовый мёд. Катя любила пионовый. Он стоил впятеро дороже обычного. А на мои слова о том, что там в банке точно такое же разнотравье, как и в соседней, потому что пчеле не объяснишь, что с этого цветка брать можно, а с соседнего – нет, лишь хмыкала. Говорила, что я ничего не смыслю в марке́тинге. Ну да. Я даже в том, где там ударение надо было ставить уверен не был. Думал, что на «а».