Дубль Два - стр. 29

Я повторил его движение, отметив, что руки холодные и дрожат. Пришлось держать жестянку двумя ладонями. Сладкая густота, казалось, до желудка не доходила – всасывалась сразу во рту и напрямую попадала в мозг. Почудилось, что вокруг даже как-то просветлело. Только сейчас заметил, что в глазах было темно с того самого момента, как вышли из овина.

– Амбар. Дуб говорит, что это слово лучше подходит. Древние персы так называли свои хранилища, потом и у нас прижилось. Была бы печка внутри – был бы овин, – дядя Митя снова ответил на вопрос, не прозвучавший вслух. Я кивнул, не отрываясь от сгущёнки.

Запивая прямо из носика, мы «чаёвничали» до тех пор, пока моя банка не стала издавать неприличные звуки, а после опустела вовсе. Дед отставил свою раньше. Видимо, какая-никакая, а привычка у него всё-таки была.

– Я думал, дня три в амбаре просидели, – выговорил-таки я, прополоскав липкий рот крепким чаем.

– Всегда так кажется, ага, – согласился лесник.

– А если по солнцу смотреть – часа не прошло.

– Час с копейками. Девятый доходит. Что делать думаешь? – он смотрел на меня выжидательно.

– Ты что-то должен мне показать. Что-то важное. А потом я поеду к твоему коллеге, Сергию, – ответил я, попутно удивившись, что эти, будто давно решённые, планы выплыли словно сами собой разумеющиеся, без усилий и каких-либо противоречий с моей стороны.

– Ого. Шустро. Не удивительно, что сгущёнку всю всосал – как не бывало. Видать, многое сразу Дуб поведал? – под седыми кустистыми бровями горел интерес.

– Не то слово, дядь Мить, – снова кивнул я, пытаясь одним глазом заглянуть в пустую банку, чтобы убедиться в том, что она действительно пустая. Лесник подвинул мне свою. Судя по весу, там оставалось около половины. Её я уже смог уверенно держать одной рукой.

Странное чаепитие, о котором впору было бы писать старику-Кэрроллу, завершилось вместе со второй банкой сгущёнки, когда солнце почти полностью показалось над соснами. Мысли в моей голове никак не унимались, но теперь хотя бы скорость хоровода была терпимой. И почти не укачивало.

– Отудобел малость? – спросил Алексеич, глядя на меня внимательно.

– Вроде как, – согласился я, прислушиваясь к самому себе. Очень интересное ощущение. Знаешь, что говорит тебе организм. Понимаешь его. Никогда такого не испытывал, кажется.

– Ну пошли тогда, – он поднялся с лавки и открыл дверь в предбанничек.

Когда глаза привыкли к темноте, разглядел одно из вёдер, тех, в которых вчера носил воду. Только в нём внутри была круглая железная миска. А на ней лежал чёрный булыжник, размером с буханку ржаного. Дед надел голицы, такие брезентовые варежки, в которых, кажется, вчера хлестал меня вениками.

– Осторожней, Славка, близко не подходи. Оно прыгнуть вряд ли сможет, но вот спорами плюнуть запросто успеет, – лесник выглядел серьёзным и сосредоточенным.

– Оно? – я пробовал найти в памяти хоть намёк на то, что могло скрываться в ведре. Но кроме сигнала «опасность» ничего не ловилось.

– Про симбионтов помнишь? Паразитов, то бишь? Росток Чёрного Дерева. Который мы вчера с тебя сняли. Не любит, падла, ни жара, ни мороза. Поэтому в наших краях медленнее всего продвигалось дело у них, – дед смотрел на ведро с ненавистью.

– Оно разумное? – я даже подходить не спешил. Как-то не тянуло.