Дубль Два. Часть вторая - стр. 19
Мы даже не слушали его. Мы внимали. Павлик перестал скакать в манеже. Алиса забыла про полотенце, которое сползло с головы на плечи. Лина подошла и крепко взяла меня за руку.
Древо вещало так, что не возникало ни единой мысли поспорить с ним. Мысли, подкреплённые образами высоких, под небо, лесов и завораживающих гор с грядами седых вершин, будто гипнотизировали. И казалось, вот-вот – и зазвучат звуки, настоящие, вечные, которые наше племя тщетно пыталось воспроизвести, дёргая струны, дуя в полые стволы деревьев, колотя палками по камням. И разница нашего восприятия стала очевидна. Старшие, Древа, слышали и понимали музыку Земли. Двуногие щипали отломок елового пня, как медведь из сказки и мультфильма. И радовались любому звуку, который удавалось извлечь.
– Спасибо, Осина, – будто очнулся я, когда понял, что Ося давно замолчал. – Мы научимся сами и расскажем другим.
– Толку-то, – обречённо, кажется, вздохнуло Древо. – Свои мозги никому не вставишь, да и не нужно это. Просто обидно понимать, что вы не туда куда-то свернули. То ли сами, то ли падла эта чёрная так выкружила вас. Тьфу ты, аж расстроился. Раньше лучше было, короче! – совсем по-стариковски завершил он.
– Это точно, – спорить с расстроенной Вечностью, сидевшей в трёхлитровой банке на столе отеля не хотелось вовсе. Хотелось и вправду научиться слушать и слышать. И, если очень повезёт, понимать то, о чём он рассказывал.
– Алис, спутаются – потом не расчешешь, – вполголоса проговорила сестре Лина. Алиска ахнула и побежала в ванную. Оттуда зашумел фен. Хорошо им, девочкам.
– Ось, а с дедом всё нормально? – спросил я у банки, листочки в которой сердито нахохлились, как воробьи на проводах в лютый мороз.
– А чего ему сделается-то? – будто бы даже удивилось Древо. – Ёрзал-ёрзал – да и сдёрнул в ночь. Он же не дерево, – тут проскользнул привычный сарказм.
– Не найдёт он проблем себе? – вот странно, но к Сергию, при всей своеобразности его характера, я как-то уж неожиданно быстро привык и практически «прикипел душой». Наверное, это из-за того, что он сочетал в себе мудрость эпох, непредсказуемые возможности и фольклорную удаль.
– Найдёт непременно, – возмутился Ося, – как не найти? У него ж опыта в этом деле – тыща лет! Вот такой же, как ты, примерно, был. Только звали его тогда не Аспидом, как тебя.
– А как звали? – после Илейки Муромского и воеводы Боброка, Николо Амати и Джованни Кроче от стариков-разбойников можно было ожидать чего угодно.
– Раж! Раж его звали. Это у него Илейка научился в дурь-то впадать, когда одной сосной толпу чёрной татарвы по лесам гонял. Только Серый-то потом с дурью разобрался, подружился да освоился, и сумел полезной сделать, контролируемой, – Ося словно издевался, чередуя простые слова со сложными. Только от этого они все будто бы становились малопонятными.
– А это всё от скудости ума, паря. И от бедности речи. Эклектика это, в гробину мать-то её. И оксюморон ещё, ага! – Вот же демон деревянный! И это я ещё при этом трепло?
– Ты, конечно, а то кто же ещё? Я – дерево, мне говорить вовсе не положено!
– А-а-а, да погоди ты, Ось! С тобой спорить – как против ветра плеваться, расстройство одно! Только я и не спорил же – я хотел узнать, как Сергий, где он, не надо ли помочь?
– Помогальщик выискался, вы гляньте на него! Чем, ну чем ты ему помогать-то вздумал? Дверь постеречь? Очки посторожить? Свечку подержать? – Ося блажил, как базарная баба.