Дубль Два. Часть вторая - стр. 14
– С каждым так быть, кто сметь рука поднять на Улус Джучи!
На мне с двух сторон висели девки: та, голоногая, слева, и вторая, на Лизавету, племянницу Климову, похожая – справа. На ней порты какие-то непонятные были, небесно-синие. Рыдали обе в голос. Старик со слюдой на глазах на коленях рядом стоял, впереди, возле мальца белоголового, Павлика. И все – в слезах. А голос из ниоткуда всё нудел в голове:
– Всё, что ты видишь – мо́рок, наваждение, обман. Семья твоя здесь, ждёт тебя, живого и здорового. Далеко ушёл, Странник. Возвращайся, пора. Лина! Скажи ему!
А мальчонка всё ручки тянет, а ближе не подходит – дед не пускает.
И тут голоногая меня за уши двумя руками взяла, повернула к себе да в уста прямо и поцеловала сама. В глаза глядя. Солёными от слёз губами. И вдруг понял я, что меня-то, Антипку, порубили чёрные насмерть, да в горниле том, что после Вяза осталось, спалили. Давно уж. А я вот зачем-то сижу на земле опять, да парню какому-то, что за спиной стоит, пройти мешаюсь. Его зовут эти, не меня. Ну и отошёл в сторонку.
Рука не поднималась. То ли Антипка долго гостил в чужом-моём туловище, то ли силы все вытянула в себя проклятая дыра, незаживающая рана, на самый край которой, незаметной под толщей земли и обманчиво-живой зелёной травкой, я сподобился усесться. Но как-то было уже не до причин. Ощущение того, что тело не подчиняется, будто парализованное – не самое приятное в любом возрасте, наверное. А в моём – особенно. Последнее, о чём я думал – это о параличе. На губах стоял солёный вкус слёз Энджи.
– Молодец, Яр! Чуть-чуть осталось – просто протяни руку, – «голос» Осины звучал напряжённо.
Сергий и девчонки смотрели на меня, забывая моргать. Рука Павлика покачивалась и подрагивала. Он, кажется, никогда ещё не стоял на одном месте так долго. А Древу легко говорить – «просто протяни». Тут ноги не протянуть бы. Такое чувство, что телекинез пытался освоить – силой мысли подвинуть совершенно посторонний предмет. Думать так о собственной руке было непривычно и очень неприятно.
– Попробуй тогда Землю почуять, как там, на обочине! – не унималось Древо. – Её сил попроси!
Необходимость поднимать неподъёмную руку отпала. Это была единственная хорошая новость. Потому что ни пения, ни далёких звуков музыки я тоже не слышал. В ушах до сих пор стояли предсмертный вой сельчан и рычащие крики «чёрных». Стоп! Это же не в моих ушах, а в Антипкиных, ученика Клима-Хранителя!
– Климку видал?! – Сергий аж вытянулся, продолжая стоять передо мной на коленях. – Мы на Непрядве тогда ждали его, да не дождались. Что сталось с ним?
«Картинка» головы Хранителя Вяза, последнее, что видел его ученик, прежде чем провалиться в пылающий ад, полетела к нему, кажется, сама, вовсе без моего участия. Лицо старика почернело и застыло. Стало гораздо страшнее тех, с какими они только недавно поминали с балагуром-Петром погибших однополчан.
– Не сбивай его, Серый! Сам же видишь – никак в себя прийти не может, как в дверях застрял между явью да навью! – резко бросило Древо.
А я словно со стороны увидел себя, сидящего на этом мысу. На самом краю пылающей пропасти, которая не заживала семь с лишним веков. В окружении семьи, до которой не мог дотянуться, хотя все стояли рядом. И почуял боль Земли. И почему-то жгучий стыд за то, что разбередил рану и Ей.