Дубль Два. Часть вторая - стр. 11
Старики смотрели на реки, что сходились перед ними, унося к далёкому тёплому морю неизбывную память наших нежарких краёв. А я всё не мог найти себе места на берегу – будто какая-то сила гоняла меня по мысу с края на край. Сесть на траву заставил себя нарочно, почти что насильно, поняв, что кругами, как пони, я тут ничего не набе́гаю. Положил руки на землю, пробравшись пальцами сквозь траву осторожно, как сквозь пряди волос. Лина встала за моей спиной, положив руки на плечи. Кажется, после той истории утром в машине, она вообще старалась из виду меня не выпускать.
Вспышка перед глазами была недолгой, но, мягко говоря, избыточно информативной. Я, вроде бы, успел всего-то пару раз моргнуть, пусть и не часто. Но то, что само собой появилось из ниоткуда в голове, со временем, потребовавшимся для этого, не соотносилось никак. Это место помнило больше боли, чем, пожалуй, виделось тогда в Хацуни. Ни в какое сравнение не шло.
Чего им дома не сиделось? Там тепло, овцы, козы, урюк всякий. Нет, впёрлись на чужую землю, да давай народишко убивать да грабить. Далеко забрались, аж досюда. А лесов-то пожгли – ужас! Говорили, что это из-за того, что высокие деревья, растущие почти везде в наших краях, пугают могучих и великих воинов Улуса Джучи. Врали, конечно. С тех пор, как хан Узбек принял зелёное знамя – страха в его туменах не было. А в эмирах, беках и нойонах ещё и человеческого почти не осталось. Кавгадый, правая рука хана, исключением не был.
Второй ранг позволял ему многое. А статус ближника самого великого царя Золотой Орды – вообще всё. Их план по подкупу, стравливанию и обескровливанию диких урусов из холодных лесов был великолепен. Пока не провалился, как резвый конь в нору тарбагана, напоровшись на местного князя Михаила. Племянник Александра Невского не стал смотреть на то, как плосконосые уродуют его землю, угоняют людей и жгут леса. Потому что сам был Странником.
Хан запугал, подкупил, прельстил и обманул многих. Ему покорились Владимир, Ярославль и Новгород. Москва же, тогда мелкая, заштатная и никому не нужная окраина, в ту пору только училась набирать силу. Училась у Орды. И никак не могла позволить, чтобы титул великого князя остался у какого-то там северного выскочки, сидевшего на торговых путях. Под одобрительное молчание хана русские князья, братья, дядья и племянники, сва́рились, как псы. За право быть ближе к сапогу, чем к плети-ногайке.
А меднолицые заползали в леса, как термиты, рыскали по чащам, сновали по березнякам и дубравам. И искали. А найдя – жгли, не щадя ни людей, ни земли. Князь-Странник разбил новгородцев под Торжком. Термитов-татар и москитов-московитов на Шоше-реке. После той битвы казалось, что мир уже рядом. Сестра самого Узбека-хана гостила в тереме князя. Пока не пришёл Кавгадый. И не подселил ей чёрные споры, от которых не было спасения.
Князь отправился к хану. Не вымаливать и не выкупать прощения за смерть сестры, не умолять о пощаде. Подмётная грамота, найденная во взятом с татар, убедила его, что там, в Сарай-Берке́, новой столице Золотой Орды, и растёт то самое Чёрное Древо, о котором предупреждали Ветла, Сосна и Вяз. Яри во князе-Страннике было вволю. С тем и отправился. Но против десятка второранговых эмиров и самого Узбека, что был на первом ранге, не сдюжил. Да и не мог бы. Очевидцы писали, что шатры летали над полем, будто сухие листья. Кони визжали, как зайцы. Воздух звенел, будто тысячи сабель бились друг о друга. Ярь выбивала землю из-под ног. Но чёрная ветка, короткая, будто кинжал или большой нож, нашла сердце Странника раньше, чем белый вихрь набрал полную силу. Тело князя плосконосые демоны терзали остервенело, как тогда, в самом первом рассказе Дуба. А потом отдали Москве. Та продала останки безутешной вдове только через год. Научилась бить с носка, как потом стали говорить.