Дубль Два. Часть вторая - стр. 10
Старики вмазали по полстакана не сказать чтоб кристально прозрачной жидкости, выдохнув над столом чем-то неявно ржаным, спиртным и явно сивушным. Подняли по крошечному, едва заметному в их похожих натруженных ладонях, куску чёрного хлеба и синхронно глубоко вдохнули. Судя по их глазам, чуть подёрнувшимся туманом, оба уже были не здесь.
Поминали каких-то незнакомых людей, многих, очень многих. Поимённо. Кто-то со сто срок восьмой, кто-то – со сто пятидесятой. Ориентируясь на мелочи и случайные обмолвки, я догадался, что речь шла про стрелковые бригады. Добрым словом помянули комбрига Илью Михалыча. Восхищались каким-то Кешкой, младлеем, с которыми захватывали поздней осенью, да считай зимой, церковь, на месте которой сейчас стояла та, что мы видели. До неё была здоровущая, по словам стариков, каменная, трёхпрестольная, что бы это ни означало. Но они называли храм другими словами, никакого отношения к православию не имеющим. Трое суток пытались занять Хлепень. В ночном штурме той цитадели, в которую фашисты превратили церковь, Петра и ранило, и контузило, и наверняка убило бы, если б не командир, Сергей. Хранитель в основном молчал, и мысли у него вряд ли были приятными и благостными.
– Батя! Чего вспомнил-то! Тут, годов несколько тому, концерт давали по радио, там парень один такую песню спел… Ух, какую! Я сейчас найду, заведу, – Петро захмелел быстро, как бывает у энергичных тощих стариков. Он доковылял до стоявшего в углу под белой салфеткой здоровенного приёмника – такие, кажется, раньше звали радиолами, но уверен я не был. Прямо на крышке которого стоял однокассетный магнитофон. Он, по сравнению с проигрывателем, выглядел бы, конечно, значительно современнее. Если бы не три кольца изоленты поверх.
Покопошившись за этим уголком радиолюбителя, Петро, видимо, включил магнитофон в розетку и поместил ему внутрь, предварительно дунув туда, аудиокассету. Она была завернута в отдельную чистую тряпочку и лежала наособицу. Сквозь шипение и шумы, говорившие о том, что и прибор, и носитель были старыми и капитально уставшими, зазвучала песня. И Хранитель замер, будто громом поражённый. И вправду, песня про колоколенку* почти дословно повторяла то, о чём они только что вспоминали.
– Душевно, – выдохнул он, когда слова закончились, и осталось только ритмичное шипение.
Петро, так же застывший при первых звуках, выключил магнитофон из розетки и вернулся за стол, утирая слезы. Алиса и Лина сидели, кажется, не дыша.
– Яр, заведи-ка ту, что в бане давеча слушали. А эту, слышь, найди мне да запиши в этот, как его, сатану… в плейлист! – велел Сергий. Спорить я не стал.
После «Ясного сокола» деды чуть оклемались и решили пройтись по деревне, к тому самому месту, где едва не приняли смерть в сорок втором. Шли мы медленно, подстраиваясь под скорость Петро. А его, пожалуй, обогнал бы и наш Павлик. Четверть предсказуемо взяли с собой. Лина толкнула меня в бок, сунув в руки какую-то холстину, вроде рушника. Я развернул – там были хлеб, сало, огурцы и яблоки. Когда и собрать-то успела? И откуда навыки такие? Но на берегу, на высоком мысу, где слева текла река Городня, а справа – Вазуза, сливаясь вместе точно перед нами, всё предсказуемо пригодилось. Мы миновали и новую церковь, стоявшую в старом фундаменте, как годовалый ребёнок – в дедовом валенке, обеими ногами в одном, по самую шею. И кладбище позади неё.