Размер шрифта
-
+

Другие времена - стр. 40

– Вы, помнится, Берггольц помянули, она-то в обсуждении «Кукуева» участвовала? – почувствовав, что собеседника уносит уже далеко от главного предмета разговора, поинтересовался Дмитрий Дмитриевич.

– Участвовала, но только несколькими репликами. Пышущий здоровьем, сияющий золотом зубов Ложевников почему-то для нее ассоциировался с бодрой песенкой «А помирать нам рановато…» Для человека, изъеденного блокадой, эти шаловливые игры со смертью оскорбительны, верх пошлости. И быть бы скандалу, если б в ожидании появления московского вельможи не выпила бы Ольга Федоровна пивка в студийном буфете. А в том напряжении, в каком она жила, при тех последних жизненных ресурсах, которые она тратила, даже такой пустяк выводил ее из уравновешенного состояния. У нее еще хватало сил видеть себя со стороны и все понимать, поэтому дружескую просьбу воздержаться от выступления приняла с ироническим смирением. Но когда во вступительной арии главный редактор сообщил о том, что в кинематограф пришел новый герой, не удержалась и четко бросила: «Жаль, что пришел-то на ходулях». Надо было понимать, что и реплика Мидевникова в начале своего выступления о том, что по прочтении сценария его обуяло желание пойти и напиться, была вполне рыцарским знаком солидарности с «нетрезвым» суждением о предъявленном шедевре.

Не было в этом нашем собрании ни диссидентов, ни ниспровергателей, к самой власти как таковой все относились с полнейшей лояльностью, но к тем, кто себя с этой властью пытался отождествлять, или к тем, кто у властей предержащих заискивал, к тем своего отношения не скрывали.

Большим мастером «человека растянуть» на худсовете «не как-нибудь, но в строгих правилах искусства» был давний друг Шостаковича, профессор консерватории Бликман. За его тонко рассчитанным простодушием всегда скрывался судья строгий, непримиримый враг пошлости, глупости и невежества.

Этот добрейший в сущности человек и речи свои начинал, как правило, с комплимента.

«Сценарий представляет несомненный интерес».

«Талантливый автор сумел собрать воедино и как бы канонизировать множество общих мест из нашего современного кинематографа».

«Девушки с веснушками! Эти не подведут, эти прошли испытание во множестве сценариев и фильмов. И вот новая встреча. И еще одна встреча. Сейчас пошла мода разговаривать афоризмами, всем хочется быть Паскалями, всем хочется быть Ларошфуко, и никто не слышит клич Флобера: «Давите афоризмы, как вшей!» Почему люди на стройке соревнуются в афористической речи? Объяснить это можно лишь авторской щедростью… В каждом производственном сценарии есть героический эпизод. Вот и здесь комсомолец с тросом лезет в трубу, и все вокруг переживают. Все переживают, а я уже пережил, года два назад. В фильме Одесской киностудии, как сейчас помню, дивный актер, Николай Крючков, сбросил спецовку и полез в трубу. Так рождается мода. Эпизод в сценарии для автора очень важный, но им уже воспользовались другие кинематографисты и, увы, не один раз. Автор не боится преувеличения ни в жесте, ни в слове, ни в позе, и все-таки, когда Кукуев в экстатическом порыве целует Дусе перепачканные ботинки… – Кто-то поправил: Тапочки. – Прошу прощения за неточность. Да, да, тапочки, одолженные у подруги… Мы понимаем и нам об этом говорится и вслух и другими способами: Кукуев очень любит свою жену Дусю. У нас нет оснований этому факту не верить, но лобызание нечистых тапочек вызывает лишь чувство избыточности и неловкости. Дуся, судя по всему, милый, самоотверженный человек, может быть и достаточно того, что ее неистово любит Кукуев. И оттого, что автор награждает монтажницу Дусю и ученостью, и знанием французского языка в совершенстве, и международным признанием, возникает ощущение перебора, почти насилия. Я уступаю ее Кукуеву, я все равно не смогу полюбить ее больше, чем Кукуев. При этом и ученость ее, и французский язык, и международное признание – все это существует в словах, в пересказах, как справка. И такого справочного материала в сценарии очень много. Авторы вложили гигантский труд в сценарий и явно избыточный. Сто девятнадцать страниц, это две серии, а снимать надо одну. Уверен, что сокращения пойдут только на пользу».

Страница 40