Другие времена - стр. 39
Ложевников ушам своим не верит, профессор советского университета им. Жданова выступает или городской сумасшедший?
Расков уже закипает, рвется выступать, но Гаврила, художественный руководитель объединения, режиссер, народный артист СССР и председатель худсовета, дает слово Лобину.
Этот тоже хорошие терки прошел, числился в свое время в бундовцах, но это по молодости, а теперь видный киновед, крупнейший специалист по ФЭКСам.
Прислушаться, говорит Лобин, надо к тому, что сказал профессор Мидевников. Это очень умное, продуманное и очень тонкое понимание сущности вещи:
– Вы, Александр Матвеевич, сделали лучше и ярче то, что я хотел в какой-то степени сказать.
Ложевников бычьей своей головой поводит, куда я попал?! Центральный Комитет одобрил! Рекомендовал! А здесь «Рокки» какие-то, Висконти, Франциски Ассизские, будто и советской власти уже нет…
Ну, Лобина уже столько били-мяли, что он рассуждал все-таки помягче. И Кукуев «важный персонаж и нужный, видно, как он стремится в каждом человеке лучшее открыть». И в сценарии «внутренние резервы есть». Относятся они ко «взгляду на ключ, на который надо посмотреть другими глазами».
– Простите, Алексей Иванович, что-то я про «ключ» не очень понимаю, что значит «посмотреть на него другими глазами»?
– Не только политики производят словесную кудель, в которой сами не могут разобраться, а уж в разговорах об искусстве и художестве такого сколько угодно. И не надо тут ничего понимать.
Итак, слово, наконец, берет Расков.
Начинает с извинения перед автором. Как бы даже оправдывается:
– Мы пока еще коллектив новый, притираемся еще друг к другу. И в объединении, и в худсовете нет теоретического единомыслия, художественное свое направление мы нащупываем, отыскиваем. А пока довольно четко вскрываются антагонистические позиции. Похоже, что я с Мидевниковым и Лобиным буду систематически сталкиваться. И предъявленная нам крайняя тенденциозность мышления будет встречать решительный отпор. Спорность высказываний на худсовете вещь хорошая, потому что она открывает возможности обогащения, и все таком духе. Не надо, дескать, излишних теоретизирований, а с практическими рекомендациями вроде бы можно и согласиться.
Ну, Мидевников тут же на объявление войны, на это предупреждение о «систематических столкновениях» и ответил:
– Федор Борисович предупредил нас, критикующих сценарий, что выпустит на нас кровожадного льва, но на сцену-то вылез лис. Он стал лизать автору руки и помахивать хвостом, очень вежливо. Вежливость вещь прекрасная. А по существу-то, Федор Борисович, вы никому не возразили, никого не опровергли. Против вещей очевидных трудно спорить.
– Вы говорили, Алексей Иванович, – недоумевал сосед, – что в творческое объединение собираются единомышленники, а тут – «лис», «хвостом помахивать», «антагонистические противоречия»…
– Нормальное дело. Если у людей нет своей позиции, если нет своего взгляда и убеждения, вот где беда. А единомыслие тоже бывает разным. Есть единомыслие шайки, есть единомыслие приятельской компании, есть единомыслие членов Клуба, предположим, «хорошего вкуса», а есть единомыслие людей, не на словах, а на деле уважающих свободу другого, его право на собственное высказывание. От идиллии такое единомыслие очень далеко, но только оно и может быть нормой, только оно признак здоровья. А самая зловредная, самая вредоносная публика это даже не индюки и индюшки, нафаршированные амбициями, апломбом, цитатами и самомнением, даже когда они в стаи сбиваются и восхищаются друг другом, это все ерунда, это радости одного птичника, вот когда они, как Чехов говорил, делят всех на «насих» и «не насих», здесь уже приговор окончательный и без инстанций для обжалования. Тут уж тебя носом потыркают, будешь пятый угол искать. Само соединение людей в какое-то общество, партию еще мало о чем говорит. В масонской ложе «Соединенные братья» после войны восемьсот двенадцатого года в одно время состояли Бенкендорф, Чаадаев, Грибоедов и Пестель. Ничего себе, братья!.. И уживались, и понимали друг друга.