Другая планета - стр. 3
Я молча опустил голову.
– Садись на место и руки на стол, – скомандовал он.
Пришлось сделать, как он велел. В классе стояла мёртвая тишина. Все ребята, притаившись, следили за движениями Евгения Александровича. Но мне и так было понятно, что сейчас появится «Железный Феликс». Я закрыл глаза, чтобы не видеть его, и сморщил лицо в ожидании удара. Сначала что-то стукнуло, потом просвистело в воздухе и обожгло мои пальцы точно, как в деревне у бабушки, когда я по дурости сунул руку в костер. Я не закричал. Крикнешь – будет только хуже. Это все знают. Только прикусил язык от боли. Слёзы так и наворачивались на глаза, но Евгений Александрович терпеть не мог, когда плачут, и сердить его ещё больше мне точно не хотелось. Да и перед пацанами в классе было бы стыдно. Так что я стерпел. Мне уже было не впервой.
– Ну что, прижгло?
Слова учителя были как в тумане. Я кивнул. Самые смелые из нас могли позволить себе сказать «нет». И тогда получали ещё. Зато потом всем хвастались, что «Железный Феликс» их с первого раза не пронял. Но я не такой смелый, к сожалению.
Урок прошёл вполне обычно. Мы читали басни Крылова. Потом сидели просто так, потому что Евгений Александрович молчал и корчился от боли. В такие минуты мы знали, что нужно вести себя тихо. И мы вели себя тихо. Приступы у него были часто. Он говорил нам, что это всё от частого курения. И нам наказывал, чтобы мы не курили. Но все в классе знали, что он в Афгане был в плену, бежал, подорвался на мине и с тех пор её осколки не давали ему спокойно жить. Особенно при перемене погоды. Нам, мальчишкам, он нравился, несмотря на то, что бил нас нещадно за любую провинность. Девчонок, кстати, никогда не трогал. Возможно, мы его даже любили, хоть и не показывали вида. Спустя два года, когда я уже перешёл в другую школу, случайно узнал, что его в парке зарезали какие-то забулдыги. Попросили у него пять рублей, а он им не дал. Я помню, что сбежал с урока тогда и ревел в туалете как девчонка.
После литературы я поплёлся к директрисе. Робко приоткрыл дверь и заглянул в приёмную. Комнатка была узкая и тесная. Почему-то пахло котлетами. Секретарша – суховатая, неопрятная женщина, похожая на дворника дядю Толю – сидела за столом и печатала что-то на пишущей машинке. Напротив неё сидела Вероника Дамировна и что-то оживлённо рассказывала. Суть я уловить не успел, потому что секретарша резко прекратила стучать, а Вероничка – говорить. Они обе смотрели на меня и молчали.
– Можно войти? – робко спросил я.
– Заходи, Серёжа.
От ласкового голоса Вероники Дамировны у меня защекотало где-то в груди. Я тихонько вошёл и встал возле неё как вкопанный, не зная, куда деть глаза.
– Валентина Артемьевна сейчас освободится, и мы зайдём, – продолжила Вероничка.
Я посмотрел вглубь малюсенького разреза её алой блузки и почувствовал, как мои щёки тоже стали алеть. Но тут, слава богу, появилась директриса и пригласила нас в кабинет.
В общем, рассказывать тут особо нечего. Подопрашивали они меня немного и отпустили. Я, конечно, сказал, что сам виноват. Что обозвал Кабана «кабаном», а он, естественно, рассердился. И что наказать меня он хотел вполне заслуженно. Только по лицам директрисы и Веронички понял, что они мне не поверили. Ну и ладно! Всё равно Кабан меня в покое не оставит. Ведь как чувствовал, что нужно было молчать в тряпочку. А я, дурак, перед пацанами похвастался, что не боюсь его. Кто же мог знать, что он в это время стоял у меня за спиной и всё слышал.