Достоевский в ХХ веке. Неизвестные документы и материалы - стр. 26
По-видимому, вопрос о Достоевском не так прост, как это кажется Д. Тальникову. В сущности, почему мы должны отказываться от той диалектики зла, которая разработана в мировом искусстве? Разве неясно, что, изображая врагов болванами и штампованными злодеями, мы превращаем проблему художественной борьбы с врагами в борьбу с литературными фикциями?
Художественной и политической реальностью борьба с врагом в искусстве будет только тогда, когда враг предстанет не беспомощным, а вооруженным. Это значит, что он должен защищаться всеми доступными ему средствами. Это значит, что должны быть показаны диалектика его развития, его психология и его мировоззрение. Только в таком случае образ врага будет цельным, законченным, убедительным, и победа над ним будет обеспечиваться не нагромождением детективных тайн, а реальным столкновением художественных образов. А показать такого врага можно только при овладении той диалектикой зла, которая разработана в таких вещах, как «Племянник Рамо», или «Добр ли он? Зол ли он?» Дидро, или в романах Достоевского. Достоевский очень тонко разрабатывал тему зла – и общественного зла, и зла как этической и философской категории. Кроме того, он великолепно показывал процессы распада, деградации личности. И ничего зазорного нет в том, чтобы при изображении врага учиться у Достоевского122.
То, что эти слова П. Громова были напечатаны в ленинградском журнале «Звезда», в редколлегии которого ведущее положение (ответственного секретаря) занимал ортодоксальный Н. В. Лесючевский, говорит о многом. Не будь такого послабления со стороны Сталина (связанного, конечно, с отношением вождя к Леониду Леонову, а отнюдь не к Ф. М. Достоевскому), невозможно было бы представить напечатанные тогда строки.
Возникшая полемика вокруг «Волка» вследствие высказываний П. П. Громова показалась современникам чем-то невероятным: о событиях вокруг наследия Ф. М. Достоевского высказалась даже русская эмиграция. Парижские «Последние новости» сообщили о борьбе в СССР с рецидивами достоевщины: «Отстаивая установленный ЦК партии взгляд, что Достоевский и в целом и в деталях несозвучен советской эпохе, Тальников указывает, что „образы, созданные Достоевским, не имеют никакого отношения к нашим дням“, и попытки заново выводить эти образы на сцену могут быть поняты как замаскированная клевета на светлую жизнь советской страны»123 и процитировали ответные слова из статьи П. П. Громова как поворот в идеологии. Новость эта была перепечатана даже в далекой Аргентине124.
Юбилей 1941 года
1941 год для Ф. М. Достоевского был юбилейным: исполнялось 120 лет со дня рождения писателя, 60 лет со дня его смерти. Эти круглые даты вселяли в исследователей творчества Ф. М. Достоевского некоторые надежды. Например, Ленинградское отделение Союза советских писателей, пользуясь последствиями критики «достоевщины» в сочинениях Леонида Леонова, даже решило возобновить подготовку к печати последнего тома «Писем». А. С. Долинин писал 3 марта 1940 года В. С. Нечаевой:
Ленотгиз заключил, наконец, со мною договор на последний том писем Достоевского, который должен выйти к шестидесятилетию со дня смерти писателя (февраль 1941 года). Настоял на этом Союз писателей125.
Тот же А. С. Долинин завершил к началу 1940 года книгу «„Подросток“ Ф. М. Достоевского», основанную на черновых рукописях писателя. Заведующий отделом новой русской литературы Пушкинского Дома профессор Ленинградского университета О. В. Цехновицер отозвался 21 мая 1940 года об этой рукописи в превосходной степени – он писал, что обработанные А. С. Долининым материалы Достоевского