Достоевский в ХХ веке. Неизвестные документы и материалы - стр. 13
В этой исторической ситуации уже как логически предопределенное воспринимается публичное и всеобщее надругательство над Достоевским, которое происходило на Первом Всесоюзном съезде советских писателей 1934 года. Уже на самом первом заседании, 17 августа, М. Горький задал тон, критикуя буржуазную Европу.
Горький надел очки, снял пиджак и остался в одной голубой вязаной рубашке, еще более высокий и тщедушный, чем всегда. Он говорил, вернее – читал без всякой ораторской рисовки. Это было неторопливое изложение мысли чрезвычайно умного, энциклопедически образованного человека. Вся история культуры была мастерски раскрыта Горьким. Мастер еще раз явил себя примером того, каким должен быть советский писатель, – культурным, смелым, высокообразованным, стоящим на уровне современной науки. <…>
Перед тем как на трибуну вошел Горький, от имени партии и советской власти писателей приветствовал товарищ Жданов <…> Горький по существу говорил о том же, что и Жданов, только более широко развил это и обосновал71.
Напомним некоторые фрагменты этой речи, которые станут лейтмотивом оценок Ф. М. Достоевского на долгие десятилетия:
Особенно сильно было и есть влияние Достоевского, признанное Ницше, идеи коего легли в основание изуверской проповеди и практики фашизма. Достоевскому принадлежит слава человека, который в лице героя «Записок из подполья» с исключительно ярким совершенством живописи словом дал тип эгоцентриста, тип социального дегенерата. С торжеством ненасытного мстителя за свои личные невзгоды и страдания, за увлечения своей юности Достоевский фигурой своего героя показал, до какого подлого визга может дожить индивидуалист из среды оторвавшихся от жизни молодых людей XIX–ХХ столетий <…>
Достоевскому приписывается роль искателя истины. Если он искал, он нашел ее в зверином, животном начале человека и нашел не для того, чтобы опровергнуть, а чтобы оправдать. Да, животное начало в человеке неугасимо до поры, пока в буржуазном обществе существует огромное количество влияний, разжигающих зверя в человеке. Домашняя кошка играет пойманной мышью, потому что этого требуют мускулы зверя, охотника за мелкими, быстрыми зверьми, эта игра – тренировка тела. Фашист, сбивающий ударом ноги в подбородок рабочего голову его с позвонков, – это уже не зверь, а что-то несравнимо хуже зверя, это безумное животное, подлежащее уничтожению, такое же гнусное животное, как белый офицер, вырезывающий ремни и звезды из кожи красноармейца.
Трудно понять, что именно искал Достоевский, но в конце своей жизни он нашел, что талантливый и честнейший русский человек Виссарион Белинский «самое смрадное, тупое и позорное явление русской жизни», что необходимо отнять у турок Стамбул, что крепостное право способствует «идеально нравственным отношениям помещиков и крестьян», и, наконец, признал своим «вероучителем» Константина Победоносцева, одну из наиболее мрачных фигур русской жизни XIX века. Гениальность Достоевского неоспорима, по силе изобразительности его талант равен может быть только Шекспиру. Но как личность, как «судью мира и людей», его очень легко представить в роли средневекового инквизитора72.
Максим Горький не был одинок. Горько читать и слова Виктора Шкловского, которые стенограмма навсегда запечатлела: