Дорога в любовь - стр. 25
Песня грянула ещё громче, каравай золотом отливал в жарком нутре печи…
***
Спишь, дура? Муж подохнет, ты не проснешься даже. Слышь! А!
Назойливый тонкий голос Петрова буравил мозги, как сверлом. Пахло какой-то дрянью. Серый рассвет уже проник в духоту комнаты и Петрова с трудом разодрала веки, вынырнув из небытия. Муж сидел на краю кровати, свесив корявые волосатые ноги. Ненормально бледное его лица в сумерках раннего утра отливало синевой и, Петрова, вдруг испугавшись, вскочила и включила свет.
У кровати стоял таз. Втом, что вынесло из Петрова, видны были прожилки крови. Муж был весь покрыт мелкими капельками пота, руки у него дрожали.
Скорая приехала быстро. От мертвенного холода, который стоял в приёмном отделении у Петровой покрылись мурашками руки и почему-то бёдра. Страшно хотелось выть. Как волчице. На луну…
Состояние мужа стабилизировали быстро. Из реанимации его, слабого донельзя, привезли на каталке, переложили на кровать и, воткнув иглу капельницы в странно похудевшую враз руку, изрытую вспухшими синими венами, оставили на волю судеб. Петрова сидела молча, вглядываясь в ставшее совсем маленьким, почти незнакомое, чужое лицо и думала… Вернее, совсем не думала. Просто сидела. Тупо. В анабиозе…
Состояние ступора прервала возня в двери и медленные, тяжёлые шаги. В окружении медсестричек, как кит, увешанный прилипалами, в палату вплыл огромный старик. Явно не русский, то ли грузин, то ли армянин, со свисающим носом-грушей, совершенно лысой, видимо бритой, синеватой головой и в белом халате, он сразу привнёс в тоскливую атмосферу больничного быта что-то бравое, успокаивающее. Самая быстрая из сестричек, чёрненькая, тоже носатая, выхватила стул из рядка, стоящего у стены и поставила у кровати. Доктор сел, огромный живот свесился вниз между расставленными ногами.
– Ты, дорогая, сейчас слюшай внимательно.
Акцент врача был неуловим, но всё же был, и поэтому слова его не казались Петровой серьёзными. Вроде как из фильма какого-то старого. С Вициным и Моргуновым. Но она взяла себя в руки и заставила вслушаться, внимательно следя, как шевелятся фиолетовые, похожие на вареники губы.
– Я прободную язву всю жизнь режу. Знаю точно – язва – это нервы и пища. Когда пища хорошая, в доме мир и радость – язвы никогда не будет, точно тебе скажу.