Дольше жизни - стр. 20

Особенно то, чем не мог поделиться с Янкой.

Не потому, что Янка не поймёт, а потому, что Платон её любил и берёг от своих тайн, малодушных мыслей, трудных решений и ненужной тревоги. Он человек, он имел право ошибаться, но заставлять любимую женщину тревожиться из-за этого, считал лишним.

Да, он говорил с Ильёй.

С год назад, когда сомнений в том, что Илья — отец Кирилла, у Платона не осталось, они встретились в Барселоне. В кафешке недалеко от порта заказали осьминогов, паэлью.

Но как ни старались, разговор не клеился.

Словно оба знали что-то такое, чего не могли друг другу рассказать. Может, ещё были не готовы для разговора. Может, слишком многое стояло между ними, от чего не отмахнуться, не забыть. Или он просто струсил?

— Я не сказал ему про сына, — вздохнул Платон.

— Хотел убедиться, что он вырос? Созрел для отцовства? Ему можно доверять? Он готов?

— К этому нельзя быть готовым, Алла. Это всегда как снег на голову.

— Значит, тебя остановило что-то другое? Внутреннее ощущение, что не стоит торопиться? Сомнение? Надежда?

— На что? На чудо? — усмехнулся Платон. — Может. Но теперь я чувствую себя виноватым, что смалодушничал и не сказал ему правду уже тогда. Не смог взвалить на него ещё и это. Он был чертовски слаб после какой-то сложной операции. Едва живой.

— Ему почти тридцать? — отхлебнула свой чай Алла.

— Да, двадцать девять, — кивнул Платон.

— И как он тебе?

— Ну-у-у… он возмужал. Уже не мальчик, мужчина. Борода погуще моей будет. Когда мы последний раз виделись шесть лет назад, она ещё толком не росла. Взгляд стал потяжелее моего. Цепкий. Пристальный. Но воля у него всегда была железная — я не сразу понял, что он едва держится на ногах, его чуть не крест-накрест располосовали. Но ты же меня не про Илью поговорить позвала.

— Не про Илью, — кивнула Алла. — Я тут выяснила кое-что странное. Про Галину.

— ?..

— Ты, конечно, в курсе, что на россказни пациентов здесь внимания особо никто не обращает. Они постоянно что-то говорят, жестикулируют, показывают, но для здоровых людей это пустой звук.

— Чего же ещё ждать от психиатрической клиники, — Прегер пожал плечами.

— Вот и на Лизу никто не обратил внимания. Но лучше пойдём, я тебе покажу.

Она отставила кружку и повела Платона длинными коридорами и лестницами.

— Это Лиза, — показала Алла на худую женщину в самодельной вязаной кофте, что стояла у большого панорамного окна в общем зале.

Другие пациенты там тоже были. Сидели, стояли, ходили, занимались какой-то только им понятной ерундой: одна женщина играла на невидимом пианино, мужчина рядом с ней рвал на мелкие клочки и складывал в стопку бумажки. А Лиза…

— Да пошла ты! — повторяла она и раз за разом делала движение, словно кого-то толкает.

— И что это значит? — обернулся Платон.

— Подойдём поближе, — позвала его за собой Алла.

Они подошли к окну. Платон увидел мокрые сосны, мокрые тропинки, мокрые лавочки и мокрую… лестницу?

Когда ему позвонили, что Галину увезли в больницу, то сначала сказали, что она упала, а уже потом, что это инсульт.

— Да пошла ты! — сказала Лиза, глядя прямо на эту лестницу, и словно кого-то толкнула.

— Галя упала с этой лестницы? — повернулся Платон.

— И кажется, она упала не сама, — ответила Алла.

18. Глава 18

Спустя час Платон смотрел на длинноногую журналистку, что делала какие-то пометки в лежащем на коленях блокноте, но мысли его были далеко и от интервью, и от её стройных ног, и от её блокнота.