Долгое эхо. Шереметевы на фоне русской истории - стр. 51
Удаляясь из ставки, Петр обнял Шереметева и торжественно возгласил:
– Господин фельдмаршал! Назначаю вас главнокомандующим! Вручаю вам мою армию, извольте командовать баталией! И ожидать неприятеля на сем месте! С Богом! – И помчался к своей дивизии.
…Солнце поднялось высоко, когда после утренней атаки и короткого перерыва началась вторая, настоящая битва. Как и ожидалось, шведы бросили своих солдат туда, где был полк новобранцев в серых мундирах, но напоролись на жгучее сопротивление опытных солдат…
Заиграли трубы, барабаны, литавры, а громче всех – мортиры и пушки: в дело вступила артиллерия; круглые пахучие ядра прорезали дымный воздух… Шереметев у своего шатра наблюдает за ходом битвы, посылает гонцов, принимает донесения, отдает приказания. Дым, грохот, чернота, шум, крики. Пехота – как птица, а крылья ее – два конных полка… Где преображенцы, семеновцы? Где шведы, русские? Смешалось все.
Рукопашный бой уже кипит в лощине.
Пришло донесение, что в носилки Карла попало ядро, а драбанты его перебиты. Шереметев мчится следом, офицеры его гонятся за Карлом. Но тот исчез, как сквозь землю… Взяли только лошадь Карла да седло со знаком королевского льва.
Нарушая правила, фельдмаршал покидает свой пост, и могучая фигура его с саблей в руке устремляется на зазевавшегося шведа. Поблизости падает бомба, пороховой дым окутывает все вокруг. Шереметев падает, отброшенный взрывной волной. Мундир его осколком, будто ножом, прорезан, и сам он не чувствует, что контужен…
А тем временем Петр, увидав, что целым девяти полкам грозит оказаться отрезанными, что всё теперь зависит от этой минуты, мчится наперерез шведам! Успел – и повернул баталию! Платой за то была простреленная его шляпа, погнутый крест на груди и убитый конь…
Долго рассеивался дым над Полтавским полем. Долго подбирали раненых, еще дольше хоронили убитых, и мешались следы победы и горя…
Затем Петр призвал к себе генералов и командиров. Прибыли Меншиков, Брюс, Шереметевы… Петр (великий режиссер!) преклонял перед каждым из них колено, опускал меч, обагренный кровью, благодарил и целовал каждого.
Привели шведских пленных – принца Вюртембургского, Шлиппенбаха, Такельберга, Реншельда. Те бросали шпаги, склоняли знамена и становились на колени… Затем в шатре устроен был обед, на который были приглашены и шведы. Церемонно поклонился Петр пленным, широко улыбнулся (что это была за улыбка! – в ней и радость, и великодушие, и снисхождение, и коварство) и обратился с такими словами:
– Вчерашний день… брат мой Карл… просил вас, сподвижников своих верных, в шатры мои… на обед. А сам обещал быть хозяином на том обеде… Но не выполнил Карл свое слово, и теперь я пригласил вас и прошу отобедать…
Налив бокалы вина, сказал знатным пленникам:
– Выпить желаю за учителей, кои учили меня воинскому искусству!
– Кто же эти учители, ваше величество? – спросил Реншельд.
– Вы, господа шведы!
– Хорошо же вы отблагодарили своих учителей, – кланяясь, отвечал генерал.
Вчерашние смертельные враги, неприятели сидели за столом, полным яств, и не было в речах и лицах их вражды и ненависти. Шереметев же после контузии пребывал в каком-то чаду – голова гудела, слабость в теле. Однако пропустить исторический пир побежденных и победителей не мог. Более того, сказал тост: