Доктор - стр. 22
Несколько дней прошли как в дыму. Я, конечно, ходил на работу, что-то там делал, консультировал и оперировал – но все это совершалось автоматически, словно само по себе, по инерции многолетней привычки.
Я только теперь осознал, как мне плохо без Ольги. «Ну не может же быть, – думал я, – чтобы все оборвалось так быстро, так вдруг? Просто нам надо встретиться, поговорить, надо вспомнить друг друга…» Но я не мог с ней увидеться, как ни старался: похоже, Ольга нарочно меня избегала.
Зато я встретил счастливого, как это пишут в романах, соперника. Это было во время утреннего обхода в реанимации. Мы, полтора десятка врачей, переходили от больного к больному; я, как обычно в те дни, плелся позади всех с видом потерянным и отрешенным.
– Смотри, Гриша, – толкнув меня в бок, прошептал толстяк Юровский, заведующий гинекологией. – Вон с тем красавчиком у Ольги Фокиной роман. Его только месяц как приняли анестезиологом, а по нему все наши девки уже сохнут…
Я ничего не ответил на смрадный одышливый шепот Юровского – эта старая жаба никогда не упускала случай посплетничать – зато мрачно, не отрываясь, смотрел на высокого смуглого парня, которого мне указали. Тот даже поежился и передернул плечами – как видно, почувствовав мой ненавидящий взгляд.
Молодой доктор был, в самом деле, красив – и, похоже, не сомневался в том, что его все вокруг любят. «А как же иначе? – словно бы говорило его улыбавшееся, приветливое лицо. – Разве я что-нибудь сделал плохое?»
Голова моя зашумела, и багровые пятна поплыли в глазах… Не помню, чем завершился тот злополучный обход; помню только, как я, уже у себя в кабинете, тупо смотрел в окно, ничего в нем не видя, и катал языком во рту таблетку нитроглицерина. Грудь и голову все сильнее сжимали тиски – и казалось, что сердце вот-вот остановится…
Не стану подробно описывать, как мне было плохо. Я жил тогда словно в аду. Меня самого словно и не было вовсе; а тот мой двойник, что еще, по инерции, утром шел на работу, проводил там планерки, потом оперировал, потом пил коньяк в закрытом на ключ кабинете – этот чужой, механически выполняющий все человек почти не имел ко мне отношения. Мне даже казалось, что, если избавиться вдруг от него – если б он, скажем, попал под машину или выпил смертельную дозу снотворного, – то в моем мучительном существовании его, двойника, исчезновение мало бы что изменило. Страдание словно превосходило меня самого – было ощушение, что даже и смерть ничего не могла б с ним поделать…
А иногда во хмелю мне мерещилось: «Может, все это мне только снится?» Словно какая-то ошибка вдруг вклинилась в жизнь – и эту ошибку не поздно исправить. В таком состоянии я доходил до поступков постыдных и жалких: я начинал звонить Ольге.
– Да! Я слушаю! – отзывался ее бархатистый, взволнованный голос. Но уже по самой затянувшейся паузе Ольга догадывалась, что звонит вовсе не тот, кого ей хотелось бы слышать, и повторяла почти раздраженно:
– Ну говорите же, слушаю вас!
– Здравствуй, Оля… – насилу выдавливал я. Мой голос был сиплым, безжизненным.
Теперь уж она не спешила ответить. Мне мерещилось: в паузу, что повисла меж нами, – как воздух в пробоину – вытекает вся жизнь. Уже было нечем дышать, сердце сжимало – и я торопливо нашаривал нитроглицерин…