Договор на любовь - стр. 34
– Ты знаешь, что мы разводимся.
– И не одобряю, дочь. Мы с папой, вспомни, все твое детство как кошка с собакой цапались, чуть глотки друг другу не перегрызли. А сейчас, посмотри? Потому что любим, притерлись, опять же. Кому мы нужны будем, если после стольких лет вместе разбежаться решим. В наше время как было: разбитое надо чинить и склеивать, а не выбрасывать и покупать новое.
– Тарас Уваров – насильник, изменщик и шантажист. Я его больше не люблю. Я его ненавижу, мама. И никто, ни за что и никогда не заставит меня вернуться к нему обратно, – говорю излишне эмоционально.
Это не заготовленная речь. Все сказанные слова шли откуда-то изнутри, от вымученной души. Они самые правильные, хоть и очень болючие.
Меня начинает трясти от осознания. Господи, когда годами живешь в этом… дерьме, привыкаешь, строишь планы по выходу оттуда, закрываешь на много глаза. Чувства притупляются, потому что загоняешь их куда подальше. Так же легче?
А вырвав их все наружу и оформив в слова – накрывает.
– Почему ты раньше этого не говорила? – мама плачет.
Как я благодарна ей за то, что ни слова не сказала о терпении, о долге женщины и, упаси боже, о том, что все это чушь. Ведь в глазах моих родителей Тарас – хороший муж.
– Боялась. За вас, за себя.
Облокачиваюсь на пустую стену. Краем глаза замечаю, что Влад все-таки вышел из спальни, оставив меня одну. Мне не стало одиноко, но словно какой-то незримой поддержки лишилась.
Это заставляет задуматься: куда мы с ним идем?
– Ох, Вероничка, Вероничка, и что же теперь делать? Ты только отцу не говори… он его… – мама замолкает.
Горло противно сдавливает тяжелый ком.
– Я обратилась за помощью, – оборачиваюсь. Хочу увидеть Влада в дверях. Что вернулся. Уже не важно для чего: проверять или чисто из любопытства.
А его нет. В квартире вообще тишина, словно он испарился.
– Не обманут?
У мамы всю жизнь стойкое чувство, что все вокруг пытаются всех обмануть. Неважно, покупаешь ты помидоры на рынке или обращаешься в профессиональную фирму для найма крутого адвоката.
Выхожу в коридор. Свет как был выключен, так и есть. Темно-темно, приходится идти на ощупь до самой кухни. Там тоже сплошной мрак. Бессонов стоит у окна, руки в карманах джинсов. Плечи широкие, жуткие татуировки делают кожу его рук практически черной.
Сглатываю шумно. Картинка такая… странная, будит что-то внутри противоречивое, опасное, но до дрожи приятное. В крови всплеск адреналина. Мне хочется подойти и встать рядом, заговорить, спросить его о чем-то. Но не решаюсь.
– Не обманут, мамуль. Все будет хорошо. Мне пора, – хочу попрощаться. – Ты папе привет передавай. Вернусь, как только получится.
Кладу трубку. В помещение воцаряется тишина. Давит своей тяжестью до боли в плечах и мышцах.
Вместо того чтобы уйти отсюда, где воздух стал заряженным его ароматом, моим запахом, еще чем-то тревожным, я остаюсь стоять и очерчивать силуэт Бессонова.
– Это правда? То, что ты сказала матери? – не поворачиваясь ко мне, спрашивает.
– Да, – здесь нет эха, но я отчетливо слышу, как каждый звук отскакивает от стен и отпрыгивает по всей кухне словно легкий шарик для пинг-понга.
Мышцы Влада резко напрягаются. Он сильно стискивает ладони в кулаки. Злится.
– Сука… Как… Как ты вообще за такого замуж-то вышла? Что ж вас, баб, на мудаков-то тянет? – зло говорит и круто оборачивается.