Договор на любовь - стр. 36
На мне обычное черное платье из плотного трикотажа. Оно не для выхода, скорее подходит для офиса или мероприятия со строгим дресс-кодом
– Так ты параноик? – спрашиваю, как только присаживаемся за столик и нам раздают папки с меню.
– Я просто знаю, что творится на кухне, ледышка.
– Наверное, никогда и фастфуд не ешь? Там на кухне творится полный беспредел?
– Как это ни странно, но кухни сетевых фастфудов находятся в лучшем состоянии, нежели у рядового ресторана.
– У меня все равно в голове до сих пор не укладывается, что ты работаешь на кухне и стругаешь там… лучок с морковкой, – говорю расслабленно.
Но внутри все клокочет от напряжения. Слова Влада, сказанные там, в квартире, застряли у меня в голове и постоянно проигрываются его грубым голосом.
И это дурацкое желание бить больнее, потому что сделали больно тебе. Далеко не история про «подставь вторую щеку». Тут все действия от противного.
– А как насчет тебя, Вероника Уварова?
Влад прочесывает языком зубы. Выглядит так, будто знает какой-то грязный секрет, но делиться им не собирается. Взглядом обводит лицо, останавливается на красных губах и демонстративно закусывает свою нижнюю губу.
Мне кажется, или резко стало душно?
– Единственный ребенок в семье, круглая отличница, медалистка, красный диплом. Потом свадьба с этим ублюдком. Денег жопой жуй, а ты идешь работать в клуб. Официанткой…
Когда денег у Уварова стало много, я ушла с работы. Занималась домом, читала много о родах, готовилась к ним. Ходила радостная, счастливая.
Было двенадцати недель, когда врач на первом скрининге сообщил о замершей беременности. Чистка, несколько недель в гинекологии после осложнений, неутешительный диагноз.
Те месяцы стали началом нашего с Тарасом конца. До сих пор помню сказанное Уваровым: «Да и забей. Что, тебе плохо живется, что ль? Все есть, ни в чем не нуждаешься. Хочешь море – будет тебе море, хочешь цацки – так поедем, купим? Ребенок? На хер он нужен?»
В тот момент я отчетливо осознала, что мы стали мечтать о другом. Точнее, наши мечты перестали быть общими. Разделились. А может, и никогда не были таковыми. Сейчас сложно уже понять и разобраться.
Спустя полгода нашла работу, пусть и в клубе, но хорошо оплачиваемую, начала бракоразводный процесс. Он тянется уже несколько лет. Мне двадцать семь, и надежды на счастливую семью, детей и красивое будущее тают с каждым днем.
– Эй, что застыла? – Бессонов щелкает пальцами перед моими глазами, возвращая в реальность.
– Зачем тебе что-то про меня знать, Влад?
Нам приносят еду, которую я не заказывала. Пока окунулась в воспоминания, Бессонов сам оформил заказ за меня. На тарелках любимый салат, куриная грудка с овощами и бокал белого вина.
Начинает казаться, что Влад знает все о моих вкусах, предпочтениях… знает все, кроме того, что творится у меня внутри. И настырно туда лезет.
– Но лучше расскажи, почему ты такой женоненавистник?
Влад откладывает приборы, промакивает рот салфеткой и хитро посылает мне свою улыбку. Снова этот взгляд, который не то обволакивает, не то прожигает.
– Я не женоненавистник. С чего ты вообще взяла? – скрещивает руки на груди и ждет. Еда стынет на тарелках, но нас это не волнует.
– Грубость твоя, резкость, обращение «бабы». Могу поспорить, ты считаешь, что мужчины сильнее, умнее и лучше женщин. Наш удел – сидеть дома и рожать детей, – сглатываю накопившуюся слюну, но она попадает не в то горло, и я позорно начинаю кашлять.