Догоняя время - стр. 3
В моей голове все перепуталось тогда. Я столько всего передумала, так всем этим перемучивалась! Мне так хотелось объяснить тебе, что я не такая уж плохая и совсем не так ты понял мои жалобы, совсем не то придал им значение! Вновь и вновь на протяжении многих лет я возвращалась к своему воображаемому диалогу с тобой. Я же просто влюбилась в тебя и из-за своей природной стеснительности, неуверенности, боязни быть отвергнутой была слишком зажатой, невпопад смеялась или говорила что-то не то, ужасно боясь тебя разочаровать. Я не знала, как себя вести, не умела. Но мне очень хотелось произвести хорошее впечатление, понравиться. Я только-только начала доверять тебе, открываться, не страшась быть самой собой. Ты был старше меня, но ничего этого так и не понял. Твои слова жгли меня тогда, как пощечины, и я не могла ничего ответить тебе на них. Обида и горе от несправедливости, безысходности и от неотвратимости этой потери захлестнули меня с головой, уязвленные гордость, самолюбие не давали мне возможности мыслить спокойно и рассудительно. Да, это было ужасно и так безнадежно! Но, думаю, все произошедшее в итоге пошло мне на пользу. Несмотря на те ошибки, которые я совершила и которые определили потом всю мою последующую жизнь. Кстати, а где же твои письма? Я ведь их всегда хранила.
Мила лихорадочно схватила сначала стул, потом, передумав, небольшую лесенку и полезла на антресоли. Прошло столько лет, а у нее так и не хватило духу выбросить, казалось бы, ненужные старые бумаги.
– Так, это не то, это какие-то древние уже школьные записки, а… вот и заветная пачечка, перевязанная по-девичьи лентой, как водится.
***
Мила опустилась прямо на ступеньку лесенки и раскрыла первое письмо….
«Прежде чем читать это письмо, вообрази такую картину: полночь. Я сижу за письменным столом. За окнами сырая темнота, – писал Глеб.– Изредка проносятся машины, тогда слышен приглушенный рокот мотора и шелест шин о мокрый асфальт. Лампа отбрасывает круг мягкого желтого света, за которым все тонет в загадочной полумгле. Тихо тикают часы – ночью время особенное. Во всем доме стоит тишина и от этого в комнате хорошо и уютно. Лампа вырезает из темноты меня и стопку чистой бумаги, которая лежит передо мной и ждет, что я на ней напишу. А написать хочется что-то теплое и грустное….
Жил-был на свете физик. Физиком он был в настоящей жизни, в школе, потом в институте. Но была у физика вторая жизнь, ненастоящая. Эту вторую жизнь он придумал себе сам. В этой второй жизни была у него его страна. Это была странная страна. Если бы в нее попал другой человек, он бы очень удивился и стал бы, наверное, смеяться над физиком, поэтому физик никого в эту страну не пускал. В этой стране жили странные люди, понамешанные изо всех книг, которые читал физик. Здесь были и мушкетеры, и тень отца Гамлета, и тургеневские девушки, которые непременно находили своих избранников, достойных и благородных, и гриновские смелые добрые люди. Здесь можно было увидеть все, но видеть это мог один физик, потому что некому было уходить с ним в эту страну. Время шло. В настоящей жизни физик ходил в школу, учился и занимался общественной работой. Как-то раз к нему заглянула Любовь. Наверное, она очень спешила, ведь в настоящем городе, где жил физик, жило очень много людей, и она очень торопилась по своим делам. Так или иначе, но в спешке она что-то напутала или забыла сделать и убежала. С этого времени физик начал замечать что-то неладное. Его страна не хотела с ним расставаться и приходила к нему на уроках в школе, на прогулке и – уже совсем плохо – в большой компании, когда рядом разговаривало и веселилось много народу. Тогда физику делали замечание, посмеивались. Однажды ему показалось, что среди людей, окружавших его, мелькнуло чье-то смутно знакомое лицо… И ему вдруг почудилось…