Дочь моего друга - стр. 41
Глеб дергает плечом, сбрасывая руку.
— Отвали уже. Я сам с дочкой разбираться буду.
— Не смей, — выпрямляюсь, — не смей ее трогать.
Покровский наливается кровью, в глазах появляется опасный огонь.
Ну наконец-то...
— Ты к моей дочери больше и близко не подойдешь... — начинает угрожающе, но договорить я не даю.
— Ее чуть не изнасиловали, Глеб. В отеле. Она в «Револьвер» пошла на вечеринку. При «Саксоне» который. Вроде подружка позвала. Я в этом отеле ночевал, у меня трубу прорвало. Залило все, я и поехал. Они ее впятером в номер затащили. Я слышу, вроде за стенкой девчонка кричит. У меня как раз пистолет с собой был, как знал... Захожу, а они ее держат за руки, за ноги. Трусы уже сняли.
— Замолчи... — шепчет хрипло мертвенно-бледный Глеб.
— Не замолчу, — тоже хриплю. — Тебе не интересно, кто это были? Или примерно представляешь?
Покровский сжимает край стола, так что пальцы белеют. Но я не собираюсь тут никого жалеть.
— Я полицию хотел вызвать, сразу. Они же там обдолбанные половина были.
— Почему не вызвал? — Глеб не смотрит.
— Арина не дала. Отказалась. А знаешь, почему?
Покровский опускает голову. Коротко мотает.
Пиздит. Знает.
— Потому что они сынки всех твоих дружков. Исмаилов, Бортников, Переверзев. Еще два пиздюка, я их фамилии забыл. Арина решила, что ты не станешь портить с ними отношения. Твоя дочь не верит тебе, Глебчик. Так кто тут из нас двоих должен сходить нахуй?
Глеб закрывает лицо руками, горбится, плечи подрагивают. В другое время я бы даже его пожалел, но сегодня у нас другой сценарий.
Разворачиваюсь и выбрасываю руку, на которой указательный палец вытянут вперед, а большой поднят вверх:
— Контрольный в голову, Покровский. Угадай, какой это был день. Правильно, день ее рождения.
Все, я точно перебрал. Глеб сползает по стене, утыкается в колени и трясется, накрывая руками голову. Друга безусловно жаль, но вместе с тем испытываю странное удовлетворение.
Так должно быть, это нормально. Только теперь понимаю, как боялся, что Покровский подожмет хвост. Все мы, конечно, в разной степени меркантильные твари, но у беспредела тоже должны быть свои границы.
Опускаюсь рядом с ним на пол, приваливаюсь к стене.
— Я не знал, что это она, Глеб, — говорю негромко. — Она сказала, что ее Ирой зовут. Что она студентка, живет в общаге. Я видел шмотки брендовые, но повелся, что подруга дала поносить. Я должен был насторожиться, что она на ночь глядя в общагу так рвалась. Платье разве что на помойку годилось, и я ей футболку свою дал. Ей как платье... Вчера мне футболку привезла и... — бессильно замолкаю.
Я не настолько безнадежный, чтобы рассказывать другу, как трахался с его дочерью. И как понял, что она впервые увидела живой член. Не самый увлекательный рассказ для нормального отца.
Но он молчит. Дышит и молчит. Хочется сказать что-нибудь поддерживающее и не быть посланным.
— Знаешь, как я охуел, когда ее возле тебя увидел?
— Заткнись, — Глеб трет лицо и поворачивается ко мне. — Я же тебя нахер послал, Демид. Чего ты здесь сидишь? Сопли мне подтирать не нужно.
— Не нужно, — мотаю головой. — Ты должен меня нанять.
— Что? — друг непонимающе моргает, и я говорю быстро, пока он в состоянии адекватно воспринимать информацию:
— Найми меня, Глеб. Я уже знаю, что делать. Просто дай мне зеленый свет.