Дочь моего друга - стр. 36
Паркую машину. По расписанию, которое мне скинули парни Уно, у Бортникова закончились пары. Я бы с удовольствием поймал Ирку, но сомневаюсь, что она сейчас учится. Я найду ее, сначала разберусь с уебками, потом найду.
С Бортниковым провтык, его сегодня нет на лекциях. Ничего, у меня времени валом, могу посвятить ему дни и ночи, а пока возвращаюсь в офис.
Из полного погружения в работу выдергивает телефонный звонок. Глеб Покровский — мой друг, мы с ним лет десять знакомы. Я помог ему выпутаться из одной неприятной истории, потом он ответил. Так и завязалось.
— Демид! Демид, привет, чертяка! — голос Покровского в трубке звучит как всегда, громко и жизнерадостно. — Ты в городе?
— В городе. А ты?
— А я только вчера прилетел. Придешь сегодня к нам на ужин? Ко мне дочка жить перебралась, Аринка. Помнишь ее?
— Как же, помню, — я в самом деле помню. — Я ей конфеты от тебя передавал. Это она в пансионе для девочек училась?
— Она! — кивает Глеб. — Короче, ждем.
И отключается.
Ровно в пять вечера ступаю на порог особняка, хозяин которого бежит навстречу. Мы обнимаемся, я правда рад его видеть.
И тут я впадаю в ступор. Настоящий. Потому что чуть поодаль от Глеба стоит она. Моя Ира.
Ира... Ирина... Арина...
Блядь! Нет сука, нет!..
«Может ты обознался, Демид? — успокаиваю себя. — Может, они просто похожи...»
А сам уже вижу, что нихера. Не слепой же.
Она это. Губы до сих пор подпухшие. И следы зубов возле ключицы. Она все время платье поправляет, чтобы закрыть. Это мои зубы, это я ее прикусывал, на такой коже все остается.
А на груди засос. Не один. Хорошо, что ты, Глебчик, этого не видел. Я вспоминаю, и у меня уже стоит. Приходится руки сцепить перед собой чтобы хоть как-то прикрыться.
— Познакомься, Демид, это моя дочь, Арина. Она жила с матерью в Европе, теперь живет со мной. Арина, это Демид Ольшанский, мы с ним сто лет знаем друг друга! — Покровский распинается, а я прячу руки в карманы, сжимая их в кулаки.
Я трахнул дочку Глеба. Дочь моего друга. Сначала спас от изнасилования, потом сам трахнул.
И если Покровский прямо здесь и сегодня пристрелит меня из своего коллекционного ружья, у меня не повернется язык его осудить.
***
Арина
— Аринка, вы с Демидом заочно знакомы, — папа продолжает разливаться соловьем. — Я как-то не успевал к тебе в школу заскочить, попросил Дему, он конфеты от меня передал. Ты его не помнишь?
Не успевал, потому что укатил на моря с любовницей. Конечно помню. А Демида не помню.
— Мы не виделись с Ариной, — отмирает наконец-то Ольшанский. Его лицо при этом надо видеть. Просто надо видеть... — У нее урок шел, я передал конфеты через воспитателя.
Я тогда забилась в самый дальний угол, который только нашла, и ревела часа три. Я так ждала отца, так соскучилась, а он не приехал. И дело не в конфетах, это как раз были мои любимые.
Отец никогда на мне не экономил. Регулярные денежные переводы и щедрые дорогие подарки от него являлись лучшим доказательством.
Но для меня это было неважно. Каждый раз, когда он обещал приехать, я ждала, считала дни, потом часы до его приезда. Папа приезжал, и я чувствовала себя самой счастливой на свете.
А потом он стал все больше переносить, отменять. Откупаться...
В тот раз я не съела ни одной конфеты. Я их вообще с тех пор не ем. Раздала всему пансиону, наверное. Там много было, большая упаковка. Папа знал, что мы с девочками всегда друг друга угощаем.