Дочь Клеопатры - стр. 46
– А что они станут кидать? – осмелел Александр.
Галлия повернулась к Октавии, но та решительно покачала головой:
– Ничего. Вы будете очень близко от Цезаря. Я позабочусь об этом.
Мы с братом взялись за руки. В атрии Октавиан и Ливия объясняли Марцеллу с Тиберием, где будут их места во время триумфа. Правда, племянник Цезаря слушал вполуха, обмениваясь улыбками с Юлией. Стоило нам войти, как разговор оборвался. Агриппа и Юба перестали полировать клинки.
– Клянусь фуриями, вот это парик! – воскликнул Марцелл, приближаясь ко мне.
Все обернулись, а Юлия так и впилась в меня взглядом, полным нескрываемой злобы. Надо быть с ней поосторожнее, решила я.
– Где платье из бус? – осведомилась Ливия.
Значит, вовсе не Цезарь, а она лично желала меня унизить. Никто не ответил, и Ливия продолжала наступать:
– Где платье?
Галлия вышла вперед, заслонив меня.
– С ним произошла одна неприятность. Кошка решила, что это новая игрушка…
– Наглая шлюха. Вон с глаз моих!
Галлия отступила, но на ее место встала Октавия.
– Ливия, платье пропало.
– Лжешь! Я знаю, вы взяли его…
– Ты обвиняешь во лжи сестру Цезаря? – гневно вмешался ее супруг.
Жена пристыженно потупилась.
– Прости меня, Октавиан.
– Ты оскорбила не меня, а мою сестру.
Под пристальными взглядами собравшихся Ливия повернулась к золовке, чтобы обиженно процедить:
– Мне очень жаль.
Октавия еле заметно кивнула. Она сказала правду. Платья действительно больше не было: одной из рабынь велели продать его на рыночной площади. Галлия просто исказила истину. Ливия уставилась на меня, и мне вдруг захотелось превратиться в невидимку. Она никогда не забудет этого унижения. А винить во всем будет меня. Меня – и Галлию.
– Где моя речь? – осведомился Октавиан.
Ливия выудила из рукава свиток. Цезарь схватил его, развернул, пробежал глазами и одобрительно кивнул:
– Хорошо.
По неловким движениям Октавиана я догадалась, что под его тогой надето что-то тяжелое – видимо, стальная кольчуга.
– Агриппа, Юба, вы помните, что во время речи нужно стоять не шелохнувшись и глядеть в оба?
– Я буду слева, а он – справа, – пообещал полководец. – Если кто-либо из сенаторов двинется в вашу сторону…
– …разрешаю тебе обнажить клинок. Мы – одна семья, – сурово проговорил он, поочередно глядя на Ливию, Октавию и Марцелла. – А члены семьи всегда горой друг за друга. Пусть целый Рим это знает. Плебеи взирают на Клавдиев-Юлиев, ожидая увидеть верность традициям, дух единения, мораль. Если же мы несчастны, как может быть счастлив какой-нибудь обжигатель кирпичей? Так что на людях дружно улыбаемся, даже Тиберий.
Тот намеренно скорчил противную мину.
Марцелл рассмеялся.
– Какая прелесть!
– Прости, не всем быть писаными красавцами! – огрызнулся Тиберий, но Цезарю было не до их перебранок.
– Довольно! Октавия, начинай.
Та потянулась к маленькому ларцу и достала сосуд с вином. Потом налила немного в неглубокую чашу напротив бюста Юлия Цезаря, и все нараспев произнесли: «Do ut des». «Даю, чтобы ты дал».
Повисла короткая тишина. Затем Октавиан, расправив плечи, объявил:
– Начинаем триумф.
Я думала, что Сенат окажется самым крупным зданием в Риме, настолько просторным, чтобы в мраморных чертогах мог разместиться каждый, кто когда-либо заседал в его стенах. При виде кирпично-бетонного сооружения, облицованного мраморными плитами внизу и накладными белыми блоками сверху, у меня вырвалось: