Дочь Клеопатры - стр. 45
– Нет, конечно!
Я продолжала смотреть на него, но Александр задул светильник, и в темноте мне расхотелось продолжать беседу.
Принесенные поутру одежды оскорбили нас до глубины души. Александр недоуменно уставился на льняной церемониальный передник, а я нервно мяла в руках платье из бус, гневно спрашивая:
– Римляне ведь не думают, будто мы в Египте так одеваемся?
Холмы за окном еще розовели в лучах рассвета, но, судя по долетавшему шуму, все обитатели виллы уже проснулись.
– Ну да, – без тени издевки ответила Галлия.
– Наши царицы носили такие платья тысячу лет назад. Сейчас в ходу шелковые хитоны!
– Но на египетских росписях и на статуях…
– Это делается нарочно, под старину, – терпеливо пояснил брат. – Я ни разу не наряжался в передник.
– Мне очень жаль, – промолвила Галлия, и ей нельзя было не поверить: в детстве галльской царевне тоже пришлось испытать это унижение на улицах Рима, – но такова воля Цезаря.
Взглянув на ее несчастное лицо, я не стала противиться, когда Галлия повела меня в купальню и помогла облачиться в платье. Однако стоило нам приблизиться к зеркалу, как к моему лицу прихлынула кровь. Бусы прикрывали только самое необходимое; с тем же успехом я могла появиться в городе полуголой.
Появилась Октавия – и всплеснула руками:
– Что на ней надето?
– Так велел Цезарь, – возмутилась Галлия.
– Девочку не повезут по улицам в этом виде, словно блудницу! – воскликнула ее госпожа и обратилась ко мне: – У тебя ведь была другая одежда?
– Шелковые туники и парики, – поспешила ответить я.
– Ты так наряжалась в Александрии?
– И еще красилась.
– Неси сюда все. – Октавия закатила глаза к потолку. – Уж лучше краска, чем это.
Под ее присмотром Галлия закрепила парик на моих волосах. Когда я показывала рабыне, как правильно провести сурьмой длинные черные линии от наружных уголков глаз, Октавия чуть нахмурилась. Галлию интересовало все до мельчайших подробностей: желто-красная хна для рук, моринговое масло для лица, кусочек пемзы для удаления лишних волосков у бровей…
– Ты еще слишком юна для таких вещей, – строго сказала она. – Сотрешь себе кожу до дыр.
– Против этого есть особый крем.
Я показала коробочку, содержимое которой Хармион втирала в мое лицо по утрам. Галлия принюхалась и передала ее госпоже.
– И что, все женщины этим пользуются? – тихо спросила Октавия. – Хна, парики?
– В торжественных случаях, – ответила я.
Она посмотрела на Галлию.
– Римлянки тоже подкрашивают веки малахитом, хозяйка, – сказала та. – Просто не так ярко.
Вернувшись в комнату из купальни, я так и прыснула. Брат нарядился в длинный передник и золотой воротник-ожерелье, а немес, золотисто-синий головной убор фараона, занял место жемчужной диадемы. Александр посмотрел на меня и сердито скрестил руки на груди.
– Значит, тебе позволили переодеться в тунику, а я должен выйти в этом?
– Цезарь хотел, чтобы я показалась на людях в платье из бус.
– Как танцовщица? – ахнул он.
– Или продажная женщина, – прибавила я по-парфянски.
Октавия вежливо кашлянула.
– Нам пора в атрий. – Она с беспокойством одернула свою столу. – Брат готовится совершить жертвоприношение. Затем от Сената начнется шествие… – И с надеждой прибавила: – С вами ничего дурного не случится.
– Вы поедете на плоту за спиной Цезаря, – пояснила Галлия. – Плебеи побоятся его задеть и не станут кидать камни.