Диалог с Богом. История противостояния и взаимодействия человечества с Творцом - стр. 8
В детстве мы разыгрываем истории, забывая обо всем на свете. Даже повзрослев, мы увлекаемся историями, предстающими на сцене, на экране, в художественных произведениях, поскольку нет никаких иных знаний, которые были бы для нас нужнее, чем знания о том, как создавать, проверять и улучшать иерархию ценностей – структурную основу, предназначенную для осмысления фактов, важных для нас. Так мы со временем начинаем, в экзистенциальном смысле, выстраивать мир, в котором живем, и создаем свою реальность. Так мы движемся вперед – и даже решаем, какой смысл вкладывать в эти слова. Мы видим, как герой стремится к высшей цели, утверждает истину ценой своей жизни, жертвует во имя лучшего, благородно противостоит «пращам и стрелам яростной судьбы» – и все же сохраняет свою цельность. Мы следим за тем, как перед ним раскрывается мир и как объекты, важные в его странствии, становятся помощниками или преградами на его пути. Нам интересно, как друзья, которых он находит в странствии, приносят жертвы, чтобы его поддержать, и это доставляет нам радость. Мы видим, как его враги обманывают, крадут, предают, лгут, терпят крах, и чувствуем, что правосудие свершилось – или становимся свидетелями их торжества и возмущаемся, решив, что нас обманули. В двух словах, мы очарованы обладателями возвышенных стремлений – и если мы отважны, то желаем, чтобы нами овладел их дух.
Мы стремимся – или надеемся – увидеть то, что видят они, испытать их чувства, выучить их уроки, укрывшись в безопасном мире фантазии. В этом и состоит ценность вымысла: он позволяет нам экспериментировать с ценностями, ничем не рискуя, а игра, формирующая наше восприятие, проходит наиболее безопасно и эффективно.
Мы ставим самое ценное – желанную цель, искомое благо, – на вершину, на высшее место, на самый высокий пьедестал. Пусть даже только на мгновение, но мы настраиваемся на цель, которую считаем главной. Мы думаем лишь о том, что полагаем достойным внимания и усилий. Мы постулируем благо – которое, по крайней мере, лучше исходного. Это акт веры, поскольку благо может быть где-то еще; и в то же время это жертва, поскольку в погоне за определенным благом мы отказываемся от всех остальных. Каждый акт восприятия сверяется с этой изначальной, определяющей верой. При этом шагом к цели – земле обетованной – становится даже само решение, устанавливающее рамки интерпретации, поскольку такое восприятие зависит от действия – неотъемлемой части наших странствий. Цель очерчивает вокруг нас моральный ландшафт, где конечный пункт представляется наивысшим воображаемым благом, – по крайней мере там и тогда, где это, в силу намерения, кажется нам уместным. Цель наделяет мир смыслом, определяет приоритеты и даже способ ее восприятия. Она открывает путь и указывает наиболее вероятный маршрут, способный привести нас туда, куда мы решили отправиться. Именно в виде цели, в ее зримом воплощении, в форме погони за ней, ставшей смыслом наших действий, перед нами предстает и характер.
Это ставит перед нами очень важные вопросы. Если мы видим и должны видеть мир сквозь призму истории, если он сам открывает себя в ее форме – тогда что это за история? Как верно выразить наши цели, наши самые сокровенные искушения, наши достойнейшие стремления к высшему? Что здесь имеет значение и что можно и стоит игнорировать? Чему нам посвятить свое ценнейшее внимание? Каких целей нам достигать? Какую неудобную правду извечно пытается раскрыть наша совесть? Как выглядит иерархия ценностей, в рамках которой раскрывается самый плодотворный, самый изобильный, самый устойчивый мир? Иными словами, в чем суть настоящей истории нашей жизни, – что она собой представляет и какой ей следует быть? Это рассказ о наших самых благородных порывах, о наших самых главных отношениях, и в то же время – о наших истинных основах. Поэтому она, как и должно быть, оказывается описанием божественного, или Бога – о чем настоятельно повторяет Библия. Но в чем же ее смысл?