Диалог с Богом. История противостояния и взаимодействия человечества с Творцом - стр. 7

Факты, с которыми приходится иметь дело, мы рассматриваем в соответствии с нашими ценностями. Избранные пути, определенные явления, те или иные люди оказываются для нас превыше прочих, и все, что мы считаем менее важным, мы отправляем или в глубины ада – как помеху, препятствие или врага, – или в невидимое царство «бесполезности». Так мы упорядочиваем, упрощаем и сокращаем мир еще до того, как с ним соприкоснемся. Это определение приоритетов – не просто пассивный процесс. Это активный отказ, это дар, это жертва. Мы – не просто покорные получатели очевидных истин. Акт восприятия не ограничен ощущением – наравне с этим он представляет собой усилие, требующее двинуть глазами, ощупать, прислушаться. Все наши впечатления сводятся не к рефлекторной чувствительности, но к мотивации и действию, и ощущение никогда не возникает прежде, чем мы начнем действовать. Что бы ни занимало наше внимание – все, что осознано нами, на сколь угодно краткий миг, – на мгновение возводится на высочайший пьедестал, прославляется и почитается, независимо от того, известно ли об этом нам самим. Мы должны точно определить, что для нас важнее всего в настоящее время, и не отвлекаться ни на что иное. Эти элементы непродолжительного, даже прицельного внимания, в свою очередь организованы в какой-то мере связно (в зависимости от того, насколько мы цельны) в пирамидальную ценностную структуру. Более того, либо на ее вершине находится что-то одно – наша окончательная цель – либо это дом, разделившийся сам в себе, который не устоит (Мк 3:25). Мы видим мир сквозь иерархию ценностей. Это карта, без которой мы бы просто заблудились на неведомой земле. Итак, мы воспринимаем и постигаем в соответствии с тем, к чему мы стремимся. Это поразительное понимание, о котором очень мало говорят и которое подразумевает, что именно от наших ценностей зависят и наши несчастья, и наша радость.

По большей части наше общение – это описание цели. Мы сообщаем другим о том, что делаем, и в предвкушении ждем, что они расскажут нам о том же. Даже болтая ни о чем, мы желаем знать, чем занимаются другие. Чего они хотят? Чему уделяют внимание? Если беседа о подобных вещах становится более глубокой, то мы говорим не о ближайшей цели, а о характере, поскольку характер – это всего лишь привычное воплощение целей. Постичь его – значит познать себя или других. Как мы обретаем и репрезентируем такие знания? Мы отыгрываем, подражаем, исполняем роли – драматизируем – чтобы представить и усвоить модели внимания и действия, характерные для нас и для других. Если выразить эту мысль более отвлеченно, то мы рассказываем историю. Когда мы говорим о целях отдельных людей или народа, о пути их развития, о преградах, возникающих на нем, и о возможностях, которые он предоставляет, об их друзьях и недругах или о союзниках и врагах – о формирующемся нравственном ландшафте, – мы рассказываем историю. Так мы определяем приоритеты, упорядочиваем и постигаем мир. Так мы описываем цель, видя мир лишь по отношению к ней. Что представляет собой история, подробно повествующая о цели и обо всех ее последствиях? Описание структуры, которая становится нашим «окном в мир». В различных характеристиках, образах, словесных портретах перед нами возникают ценностные структуры, в рамках которых проявляется воспринимаемый мир. Почему это имеет значение? Что они обозначают? Почему это важно – даже жизненно важно? Видеть мир, непостижимо сложный, и действовать в нем – это задача, внушающая ужас. Поэтому мы ценим описания того, как следует воспринимать все, что мы видим и слышим, и как себя вести – и, возможно, ценим их превыше всего.