Девочки. Дневник матери - стр. 24

Галя укладывает Сашу спать, раздевает ее. Сашка пищит, хохочет, бегает от нее по комнате. Самовлюбленно восклицает:

– И что я такая баловница!

Галя при этом проявляет неожиданную для меня начитанность: – Ты, – говорит она, – как в «Обломове»: дрыгаешь ногами, не даешь ботинок снять.

Припоминаю: она зимой читала в какой-то хрестоматии отрывок «Сон Обломова».

Галя плохо подмела комнату, оставила много сору.

– Будет у тебя жених рябой, – говорю ей то, что говорили мне в таких случаях в детстве.

– А я никогда не женюсь, – отвечает она. – Все мужья злые, мне их не надо.

Галя: – Мама, в каком классе будут объяснять, как дети родятся?

(Вот ведь какая проклятая проблема!)

31 июля 45.

Саша собирает малину, тщательно разыскивая только красные ягоды. Когда делится со мной (отколупывая какие-то микроскопические дольки), то восклицает со смесью тоски и восхищения:

– Ой, какая я не жадная, какая я не жадная!

Иногда, прежде чем поделиться, спрашивает с надеждой: «Мама, ты ведь не хочешь?»

30 августа 45.

Десять дней назад – 19 августа – Саша упала со второго этажа дачи в пролет лестницы. К счастью, вниз спускался Григорий Давыдович Плинер, на фетровую шляпу которого и обрушилась Саша. Когда я выскочила на шум и крики в коридор, то в темноте нащупала Сашу на полу. Она лежала навзничь, раскинув ручки, и не кричала, а стонала. Я подняла ее, внесла в комнату – правый глазок у нее скосился, а личико было изжелта-бледное. Мы побежали к врачу. Он осмотрел Сашу, заставил ее пройтись, спросил, как все случилось.

– Я шла, – сказала она. – И упала. И было больно.

Глазок у нее стал на место, она перестала стонать, только выглядела очень усталой и хотела спать. Врач велел ждать – сутки решат, не будет ли мозговых явлений.

Мы ждали. Все обошлось.

А упала она потому, что Шура в этот вечер привез ей новые ботиночки – они скользили. (Все это знали, а проводить не могли. А.Б.)

Когда Григорий Давыдович приехал снова, Саша предложила ему:

– Дядя Гриша, надень шляпу и иди по лестнице, а я опять на тебя упаду.

А между прочим, не спускайся дядя Гриша в тот час по лестнице, неизвестно, чем бы все кончилось.

Шура привез Саше игрушку.

– А Галечке? – спросила она тотчас же.

– Будете играть вместе, – ответил он.

– А Леночке? – спросила она опять.

– Папа, он не привез мне слона!

– Кто «он»?

– Ты.

2 сентября 45.

Берта Львовна говорит Саше: – Вот и лето кончается… Как же мы будем с тобой друг без дружки?

– А я хочу с дружкой, – отвечает Саша.

Саша настаивает:

– Лена, давай играть: ты будешь немец, а я русская.

Лена не согласна. Саша возмущенно жалуется мне:

– Мама, ну скажи ей.

– Что же я ей скажу? Не хочет она быть немцем.

– А я хочу драться, я хочу кидать в нее кубики, пусть она будет немцем, а я буду русская!

Саша так вызывающе черна, что Кена зовет ее не Саша, а САЖА.

8 сентября 1945.

Приехали в гости Рая Облонская и Аня Штрих.

Саша рассказывает им:

– Папа Шура привез котят. Одного мне, а другого – больному мальчику Коле.

– Хороший у тебя папа, – замечают гости.

– Да, не жадный, – солидно соглашается Саша.

Саша бьет окружающих детей. При этом вопит так, как если бы колотили ее самое.

Саша говорит Валентине Николаевне:

– Этот медвежонок хочет тебе подариться!

10 октября 45. Ермолаевский, 27, кв. 5.