Девичник в космосе - стр. 13
Правда редко когда бывает приятной. И почти никогда не доставляет удовольствия тому, кто ее узнает. Правду прячут не просто так. А потому что чаще всего она оказывается горькой и неприглядной. Обнаженная, ничем не прикрытая и не приукрашенная правда на вкус как полынь. Едкая, чудовищная, безжалостная. После слов Шрама у меня как-то резко не стало сил даже просто смотреть ему в лицо. А от вида лежащего в контейнере мяса затошнило так, что возникла мысль метнуться в санблок.
Шрам не сказал этого вслух. Но я уже давно лишилась присущей землянам наивности и невинности, научилась читать между строк еще в академии. Иначе вряд ли бы я стала тем, кем я стала, вряд ли бы смогла подняться на те высоты, которые некоторые и на закате жизни рассматривают, до боли в шее задрав голову. Отпускать он меня не собирается. Слишком долго искал подходящую.
На этот раз мне потребовалось много, очень много времени, чтобы успокоиться, взять себя в руки, начать думать связно. Шрам, поняв, что я не собираюсь или не могу возражать, равнодушно поглощал свою порцию мяса. Изредка я ощущала его внимательный, цепкий взгляд на себе. Но он молчал. Молчала и я. Хотя, видит Вселенная, мне хотелось орать, топать ногами. Хотелось схватить контейнер с мясом и разбить его о голову буканьера. А потом отобрать у него лазер, который он носил в кобуре на поясе, и расстрелять в него весь заряд. В каменное лицо. Словно высеченные из гранита губы. В брови, будто нарисованные черным маркером прямыми линиями под углом к глазам. В сами мертвые сиреневые глаза. У меня даже кончики пальцев зудели это сделать.
— Не будешь есть — свяжу и залью в глотку витаминно-минеральный коктейль, — вдруг долетело до меня зловещее обещание.
Сбитая с толку, я недоуменно посмотрела на Шрама. Тот подбородком указал мне на контейнер с забытой едой. И вот, кажется, именно в этот момент я и осознала, что все, что сейчас происходит со мной, это не сон. Это проклятая всеми богами реальность.
Есть не хотелось, хоть тошнота уже и отступила. Однако злить буканьера из-за ерунды я себе позволить не могла. В груди еще теплилась надежда договориться. А потому я непослушными пальцами снова взяла в руки вилку и подцепила на нее кусок мяса.
Во второй раз я решилась заговорить, когда Шрам уже подчистил свой контейнер и потягивал какой-то напиток из большой, наверное, на целый литр жидкости, кружки. И все так же изучающе разглядывал меня. Из-за чего мне почему-то казалось, что я сижу на муравьиной куче, а ее обитатели нещадно кусают меня за то, что я посмела помять своим седалищем их дом.
— А если я пообещаю вести себя хорошо…
Мой голос звучал так жалко и ломко, что я почти возненавидела себя за это проявление слабости, и почти обрадовалась, когда Шрам решительно меня перебил:
— Ты и так будешь себя вести хорошо. Потому что если взбрыкнешь, то я тебя накажу. И поверь мне на слово, наказание тебе не понравится.
От бескомпромиссности его тона я едва не забыла все свои благие намерения. В последний момент прикусила себе язык, чтобы не заорать на него и не устроить скандал с истерикой. Рано еще портить отношения, успеется. Сделав пару глубоких вдохов, осторожно продолжила:
— Послушание послушанию рознь. Я могу быть инертной и ко всему безразличной. А могу активно участвовать в процессе и живо тебе помогать во всем. Выбирать тебе. — Шрам одарил меня тяжелым взглядом, но промолчал, снова приложившись к кружке. Пришлось продолжать, не зная, как он вообще воспринял мои слова: — Я обязуюсь держать себя в тонусе и активно участвовать во всем, к чему ты сочтешь нужным меня привлечь. Ты взамен отпустишь меня на все четыре стороны, когда закончится… твоя операция, — неловко закончила я под новым пронзительным взглядом.