Деревенское счастье. Второй шанс для моего (бывшего) босса - стр. 3

Юля всё это время держится за меня, но теперь, набравшись храбрости, решается выглянуть из-за моей юбки. Аккуратно высовывает нос, заглядывает снизу вверх на высокого, незнакомого мужчину и шепчет, явно думая, что её никто не услышит:

– Мама, а кто это?

Гордей моргает, будто впервые за всё время замечает не только меня, но и моё маленькое продолжение – Юленьку, серьёзную, с глазами-орехами, прямо как у меня. На миг его взгляд становится теплее, но ровно на одну секунду. Сердце у меня пропускает удар – он видит Юлю, он смотрит на неё…

В этот момент сердце у меня пропускает удар – старый рефлекс защитить дочь, укрыть её от прошлого и от правды. Я сама напрягаюсь, не зная, что опаснее: его молчание или слишком пристальное внимание. И всё равно, несмотря на обиду и тревогу, ощущаю, как внутри просыпается что-то щемящее – почти забытое тепло, горькая нежность, растерянность и страх, что этот взгляд сможет многое поменять.

Неожиданно и очень громко скрипит дверца парника – на заднем дворе такое происходит только в двух случаях: либо ветер, либо кто-то из Левашовых. Сегодня – второй случай. Моя старшая сестра осматривает происходящее с обжигающим аналитическим вниманием, и я почти физически ощущаю, как у неё в голове складывается вся картина, как идеально собранный бухгалтерский отчёт. Ну, не зря у неё два высших! Тут у любой рациональность заиграет, когда на пороге такой гость.

В глазах Марины сразу появляется знакомый огонёк понимания, и она окликает свою любимую племянницу:

– Юля! – строго, но с той самой материнской ноткой, от которой даже взрослые начинают собирать игрушки. – Помоги мне с коробками, ты ведь у нас эксперт по георгинам!

Юля послушно кивает, но перед тем, как пойти, бросает на Каца долгий, изучающий взгляд. Любопытство у неё в крови – никак иначе не объяснить такое пристальное внимание к чужим ботинкам и строгому костюму. Ей явно хочется знать, кто этот “столичный дядя” и почему мама от его появления такая… колючая.

Я мягко подталкиваю дочку к сестре, и две мои девчонки – малая и взрослая – уходят, оставляя меня один на один с прошлым, от которого, казалось, уже давно отгородилась цветочными грядками и плотным расписанием.

Если бы у меня сейчас в руках была лейка, кто-то оказался бы мокрым с ног до головы – чисто для профилактики и для поднятия боевого духа. Но лейка осталась в цветнике, а в руках – только нервы. Перекидываю волосы за плечо, скрещиваю руки на груди, собираю всю колкость в одном взгляде: встречаю бывшего так, как встречают партию прошлогоднего навоза по ошибке на своём дворе – с изрядной долей недоверия и капелькой садистского удовольствия.

– Так зачем же я вдруг понадобилась спустя столько лет, Гордей Матвеевич? – голос у меня мягкий, но с ядовитой ехидцей. – Неужели нынче в столице острый дефицит кадров? Или это меня так просто забыть не выходит?

Он дёргает плечом – видно, что сама форма вопроса раздражает, а ответ, царкажется, даётся ему с трудом, будто царапает изнутри.

– Понадобилась. Вспомнил, – выдыхает и тут же отводит взгляд куда-то в сторону компостной кучи. – Вот и стою теперь перед тобой.

Показательная честность в его голосе не трогает ни меня, ни моих бархатцев.

– Ну раз вспомнил, катись обратно, – фыркаю я по-здешнему, как соседская упрямая коза. – Я уже забыла тебя с концами!