День начинается - стр. 44
– А? Что? Матвея Пантелеймоновича? – уцепился Пантелей. – Чем плох Матвей Пантелеймонович? Тем, что он не навязывает свою волю геологическому коллективу? Верно, он не выпирает из оглоблей, а работает как все. А ты навязываешь свою волю, норовишь подсказать коллективу. Не люблю! Не одобряю! В коллективе ума хватит и без твоей добавки.
– Ты читал на курсах, как надо экономнее бурить? – спросил Григорий.
– Читал. А что?
– Значит, и ты Рдищев?
– Это почему? – удивился Пантелей. – Ишь, куда ты метишь! Да, я передал рабочим свой метод, я не диктовал.
– И девять бригад применили этот метод бурения. Разве ты не навязал им свою волю, свой опыт? Почему же ты не стал бурить так, как бурили другие?
– Да потому, что невыгодно так бурить! Ты ведь не знаешь, сколько тратили материала впустую.
– Знаю. Все знаю, – усмехнулся Григорий. – Только мне не нравится, что думаешь так же, как и я, только говоришь словами Одуванчика! Вот ведь в чем беда. В работе признаешь инициативу, риск, активность, а на словах все это отрицаешь. Лучше бы ты никогда не слушал твоего Одуванчика. Он тебя еще не так запутает.
Пантелей пустился было защищать Матвея Пантелеймоновича, но на первых же фразах был смят вескими доводами Григория и замолчал, ерзая на стуле.
– Эге ж, – крякнул Феофан. – Слушаю я вас и понять не могу. Разговор начали про танк, а съехали к Рдищеву и Одуванчику. Я думаю так: послать деньги, как говорит Григорий, от Муравьевых, а не по списку.
– Так и сделать – от Муравьевых, а не по списку, – сказала Дарья и, скрестив на животе руки, вышла на середину комнаты. Пантелей покосился на нее, хотел что-то сказать, но промолчал. – Ишь, чего придумал, по списку! Да кто в списке геологов поставит сто тысяч? А никто! И знать не хочу про список!
– Ты лучше помолчи, – посоветовал Пантелей Дарье. – У тебя ведь поет индивидуальная жилка. Знаю я тебя!
– Ишь как!
– Так! Деньги пойдут по коллективному списку. Нечего Муравьевым нос задирать перед другими. Это хвастовство, а не инициатива. За открытие Барсуковского месторождения я получил пятьдесят тысяч и внесу их до копейки по списку, а вам не дам. Вот и весь мой рабочий сказ.
– Не дам денег по списку! – крикнула Дарья. – Сама пошлю прямо по телеграмме в Москву.
– Я те пошлю! – пригрозил Пантелей.
– И пошлю! Завтра пошлю. Чтоб знали, кто дал, а не так, как ты говоришь, – все всплошную. У других и деньги есть, да что-то жмутся. И я буду равняться с ними? Нет уж, не сравняюсь!
Пантелей внимательно присмотрелся к жене, побледнел, потом побагровел.
– Замолчи!
– Ишь как! – выпалила, как из ружья, Дарья и ушла, с шумом хлопнув дверью.
– Эге ж. – Феофан посмотрел непонимающим взглядом на Пантелея и покачал лысой головою. – Дарья правду говорила. Я не согласен с твоим списком. У тебя какое-то завихрение. – Феофан показал пальцем на голову. – Что же тут петушиного, если пойдут деньги от Муравьевых? Понятия не имею.
Пантелей все-таки остался при своем мнении. И только после крупного разговора с Феклой Макаровной, слово которой он всегда уважал, он дал согласие послать деньги в фонд обороны не по списку, а от семьи Муравьевых.
В ночь на воскресенье во флигеле Пантелея за большим сосновым столом Муравьевы составляли телеграмму на имя Председателя Государственного Комитета Обороны Иосифа Виссарионовича Сталина.